style="font-size:15px;"> В это время из кабинета вышла Ольга. Не взглянув на нас и низко опустив голову, она торопливо удалилась.
Мы зашли в кабинет.
Гриша потушил свет и растерянно уставился на нас.
– Мужики, – тихо сказал он. – Можете не верить, но она заплакала в кадре. У нее ручьем побежали слезы. Вместе с тушью. Спрашиваю – переснимаем? Она – нет! Пусть будет так! Буду рассказывать – никто не поверит. Чтобы Ольга заплакала…
– Рассказывать никому ничего не надо. Во-первых – не поверят, во-вторых – не советую. В-третьих – еще раз не советую. А кассету давай сюда.
Дубовой требовательно протянул руку. Гриша достал из камеры кассету и протянул мне. Я молча отдал ее Дубовому.
Поезд буквально на минуту остановился на маленькой, Богом забытой станции. Мы еле успели выгрузиться из вагона, как поезд тут же тронулся. Промелькнули запыленные вагоны, за ними открылось бескрайнее пространство степи. А когда затих вдалеке перестук колес, наступила оглушающая тишина. Далеко не сразу обозначились посвистывания каких-то полевых птичек, шелест взъерошившихся от легкого ветерка тополей у одноэтажного деревянного вокзальчика, тихое гудение проводов. Вокруг не было ни души. Только старый облезлый пес осторожно подошел к нам и, видя, что мы не обращаем на него внимания, улегся, высунув от жары язык, рядом с нашими сумками.
Дубовой достал мобильник, долго и бесполезно нажимал кнопки, плюнул и пошел к служебному входу вокзала.
Потом мы долго ехали по пыльному проселку в кузове, Бог весть какими судьбами, сохранившегося «зилка». Пыль долго не оседала, обозначая наше движение через нежную зелень созревающей пшеницы.
Вдалеке, хорошо видное со взлобья холма, на которое, натужно взревывая, выкатилась наша развалюха, у излучины неширокой реки раскинулось небольшое село. Наложением на эти кадры – титры:
ПО СЛЕДУ УБЕГАЮЩЕГО
Передача первая
С микрофоном в руках я стоял посередине тихой деревенской улицы – «вел репортаж». Рядом толпились, заглядывая в камеру, босоногие деревенские ребятишки.
– Пока мы добирались до этого, затерянного в Барабинской степи поселения, я мучительно размышлял над загадкой – почему человек, которого мы во что бы то ни стало решили разыскать – сразу оговорюсь: человек сугубо городской, с высшим университетским образованием, знающий подобную «сельскую глубинку» лишь понаслышке, – подался именно сюда, в места, как говорят последние из проживающих здесь жителей, «никому теперь не нужные, неинтересные и перспективы на возрождение в ближайшие 20–30 лет не имеющие». Вот что говорит о здешних местах и здешней жизни местный философ и по совместительству скотник Сергей Иванович Кузнечкин.
Камера чуть сдвинулась, и в кадре появился стоящий рядом со мной Сергей Иванович, надевший по случаю неожиданной съемки старый, но все еще добротный китель с одинокой медалью «За доблестный труд» и набором всевозможных, давно канувших в прошлое значков. Китель, впрочем, был не застегнут и из-под него выглядывала основательно поношенная грязноватая
