путь познания, который проходит суфий, рассматривается как приближение к солнцу (Аллаху). В ряде стихотворений Г. Тукая развёртывается тема эквивалентности «творчества» и «горения» как приближения к Божественному. Мотив горения раскрывает состояние высшего творческого напряжения, духовного энтузиазма и воодушевления:
Заманың инкыйлабатыйна бән һәр дәмдә калканым;
Бәхак бән нар сачар әтрафә бер атәшле вулканым.
Чәкәм дине мөбиннең бән тәдәннисенә аһ-ваһлар,
Идәм бән башка милләтең тәрәкъкыйсенә ваһ-ваһлар79.
(Как вулкан я силён и огонь в моём сердце пылает!
Я щитом предстаю на путях суетливых времён.
Только плачет душа, что в народе так тускло мерцает
Веры чистый огонь, той, которой уж мир пробуждён80.
Эстетико-художественный дар в ряде стихотворений Г. Тукая осмыслен в образах света, огня, пламени:
Күкрәгемдә минем шигырь утым саумы?!81
Огонь поэзии, гори в душе моей!82
Архетипическая память, связанная с символикой огня и света, имеет принципиальное значение для метафорической и обобщённо-философской трактовки сущности и назначения поэтического творчества. Таким образом акцентируются божественное происхождение литературы и божественная сила слова, способного совершенствовать людей и вести общество к миру и свободе. Дума о возможностях слова, его способности возрождать к жизни в стихотворении «Китап» («Книга», 1909)83 высвечивает картину душевного состояния человека, измученного борьбой, не находящего себе места в мире, одинокого и страдающего:
Һич тә күңлем ачылмаслык эчем пошса,
Үз-үземне күрәлмичә, рухым төшсә,
Җәфа чиксәм, йөдәп бетсәм, бу башымны
Куялмыйча җанга җылы һичбер төшкә;
Хәсрәт соңра хәсрәт килеп алмаш-алмаш,
Күңелсез уй белән тәмам әйләнсә баш,
Күзләремдә кибеп тә җитмәгән булса
Хәзер генә сыгълып-сыгълып елаган яшь…84
(Когда душа измучится в борьбе,
Когда я ненавистен сам себе,
Когда я места в мире не найду
И, утомясь, проклятье шлю судьбе;
Когда за горем – горе у дверей
И ясный день ненастной тьмы темней;
Когда в печали белый свет не мил,
Когда не станет сил в душе моей…85)
На этом жизненном фоне воздействие слова сравнивается с приобщением к иному, космическому измерению мира, в котором есть «путеводная звезда», исторгающая поэта из круга жизненной суеты:
Рәхәтләнеп китә шунда җаным, тәнем,
Шуннан гына дәртләремә дәрман табам;
Укып барган һәрбер юлым, һәрбер сүзем
Була минем юл күрсәткүче
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 1 т. – 58 б.
http://gabdullatukay.ru/rus/index.php?option=com_content&task=view&id=290&Itemid=37
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 1 т. – 225 б.
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 153.
Название стихотворения уточняется следующим образом: «Аз гынасы русчадан» («Некоторые строки с русского»), так как оно является авторским переводом стихотворения русского поэта Н. И. Позднякова (1857—1910) «Книга» (Искәрмә һәм аңлатмалар // Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда / Габдулла Тукай. Академик басма. – 2 т. : шигъри әсәрләр (1909—1913) / төз., текст., иск. һәм аңл. әзерл. : З. Р. Шәйхелисламов, Г. А. Хөснетдинова, Э. М. Галимҗанова, З. З. Рәмиев. – Казан : Татар. кит. нәшр., 2011. – 317 б.).
Тукай Г. М. Әсәрләр: 6 томда. – 2 т. – 49 б.
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 204.
