образцы, вкусить плоды в «саду» его поэзии. Поэтому неудивительно появление образа «я» рядом с Александром Пушкиным («Моё стремление одинаково с твоим») в первой строфе стихотворения. Одно дело – летать, «знакомясь с соловьями», «отдыхать» в поэтическом саду учителя, но совсем другое – на его уровне творить произведения. Связанные с этим переживания и сомнения лирического героя не продолжаются долго: «Всемогущий, даст он и силы». Живительное творческое влияние учителя – для него школа поэтического мастерства, духовная опора. Даже в период своего зрелого творчества поэт часто обращается к творчеству и личности Пушкина, вступает с ним в спор, утверждая свой путь в искусстве (например, стихотворение «Пушкин и я»), однако всегда высоко ценит его талант, народный дух, поэтическую глубину»129).
Лирический герой стихотворения «Бер татар шагыйренең сүзләре» («Размышления одного татарского поэта», 1907) видит цель творчества в приближении к «первообразцам», данным классиками русской литературы:
Пушкин илә Лермонтовтан үрнәк алам,
Әкрен-әкрен югарыга үрләп барам;
Тау башына менеп кычкырмакчы булсам,
Биек җир бит, егълырмын дип шүрләп калам130.
(Образцами мне Пушкин и Лермонтов служат.
Я помалу карабкаюсь, сердце не тужит.
До вершины добраться хочу и запеть,
Хоть посмотришь на кручу – и голову кружит131.)
Незадолго до смерти Г. Тукай признавался:
Хәзрәти Пушкин вә Лермонтов әгәр булса кояш,
Ай кебек, нурны алардан икътибас иткән бу баш132.
(Пушкин, Лермонтов – два солнца – высоко вознесены,
Я же свет их отражаю наподобие луны133.)
В то же время лирический герой Г. Тукая осознаёт уникальность и неповторимость творческой индивидуальности каждого поэта и утверждает своё право на оригинальность художественных решений:
Булмый Пушкин шигърене һич хаинанә үз итеп,
Булса да «Әлхәм» уку ул өр-яңа бер сүз итеп134.
(Пушкин, ты неподражаем, в повтореньях толку нет.
Повтори я стих Корана, был бы я тогда поэт?135)
В лирике А. С. Пушкина появляется двуголосое и стилистически трёхмерное слово, ориентированное на чужое (другое) слово136. Оно развёртывает свою семантику в бесконечных столкновениях и преображениях различных смыслов, кодов, поворотов образов и тем. В произведениях Г. Тукая доминирует «риторическое» (М. М. Бахтин) слово, т. е. одноголосое и объектное, непосредственно направленное на свой предмет и выражающее последнюю смысловую инстанцию говорящего137.
В отличие от русских поэтов, воспринимающих язык как средство самовыражения творческой личности, в лирике Г. Тукая, последовательно проводящего мысль о том, что поэт владеет истиной в готовом виде и может
Подстрочный перевод выполнен автором монографии.
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 1 т. – 190 б.
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 128.
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 2 т. – 290 б.
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 313.
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда. – 2 т. – 290 б.
Тукай Г. Стихотворения / пер. с татар. – С. 313.
Бройтман С. Н. Тайная поэтика Пушкина. – Тверь, 2002. – 110 с.
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. – М., 1972. – С. 340.
