подметил в своей заумной манере Люций.
– И практично. Меньше знаешь, крепче спишь, – сделав глоток, Леон прищурил глаза и сильно сморщился, стараясь проглотить лекарство. – Ох… Вот это гадость!
Посиневшая и распухшая рука Леона через пару мгновений начала приобретать нормальную форму и окрас, а боль стала утихать.
– Да… Зато работает, – подытожил Леон свои мучения. – Чего не сказать про практику стрельбы, дуэлей и латыни. Зачем нам всё это, Люций?
– В нас воспитывают дисциплину, друг мой, и развивают наши способности. Каждому дают задание по его предрасположенности. Я не очень сильный, но довольно усидчивый и оттого способен учиться. Ты же полностью мне противоположен: вечно в центре событий, неугомонный, быстрый, сильный и неутомимый.
– Да-да, только вот твои книжные приключения могут тебе помочь в будущем, а я махаю мечом, Люций. Мечом! Зачем мне меч на заре двадцать первого века?! Кого я собираюсь им убивать? А латынь? Мёртвый язык. Из меня делают привидение? – в гневе махал Леон руками, повышая голос всё сильнее и сильнее.
– Меч – это метафора. Имелось в виду, что когда-нибудь ты найдёшь такой принцип, который будет твоей защитой и силой, но принципами нужно уметь владеть, как и настоящими мечом. Следование принципу требует дисциплины, иначе принцип обратится против тебя. А латынь легла в основу всех европейских языков, и в том числе немецкого, на котором мы с тобой имеем честь говорить. Зная латынь, ты сможешь выучить легко и другие языки. Damnant, quod non intellĕgunt[12], – улыбнувшись, подстегнул Люций Леона.
– Ой, fick dish, der Wichser… – ругался на немецком Леон.
– Dixi et anĭmam levāvi[13]. Хорошо, что мейстер этого не слышал.
– Спасибо за настойку, Люций. Зря я так… Слушай, тебя никто не донимает?
– Не-а! Больше нет. Я же твой друг!
Улыбнувшись, они рассмеялись и пустились в похабные шутки, столь классические для совсем ещё молодых юношей, спрятавшихся от чутких ушей мейстера.
Грохот «Сайги» вернул его в действительность: стеклянная бутылка из-под дешёвого пива лопнула с гулким и звонким хлопком, разорванная в клочья пулей калибра 7,62.
– Видал?! А?! – как ребёнок, вскрикнул от радости Люций.
– Да. Молодчина – есть прогресс, – слегка потерянно, всё ещё не придя в себя, выдавил Леон.
– Может, старикам и меня надо было учить философии меча? – улыбчиво спросил Люций в полушутку, но Леон от услышанного сразу стал мрачнее самой тёмной тучи: лицо его посерело, а взгляд вновь растворился где-то по ту сторону памяти.
– Нет. Не стоило, – сдержанно и безэмоционально ответил ему Леон.
– Прости. Мне нужно бы вспомнить, через что тебе пришлось пройти. Знаешь… Люди интересуются, не хочешь ли ты вернуться к делу?
– Вернуться? Люций, я на пенсии, если ты не заметил.
Осуждаю, потому что не понимаю (лат.).
Сказал – и облегчил душу (лат.).
