известности как популяризатор трудов Маркса и Гегеля, а также автор книги «Мистифицированное сознание и диалектический материализм» и новаторского исследования «Критика повседневной жизни». Марксизм Лефевра представал до бесстыдства праздничным и буйным, отдавая приоритет «живым моментам», спонтанным полемическим актам: захвату зданий и уличным шествиям, бесплатному экспрессионистскому искусству и театру, летучим пикетчикам,[65] забастовкам и всеобщим стачкам. Как и ситуационистам – некоторые из них в начале 1960-х учились в Страсбургском университете, – Лефевру нравилась идея политического противостояния в форме фестиваля. «Традиции городских фестивалей, – писал он в “Критике повседневной жизни”, – укрепляют социальные связи и в то же время дают выход страстям, обычно подавляемым коллективной дисциплиной и нуждами повседневного труда». Фестивали представляют собой «дионисии… отличающиеся от обыденной жизни лишь тем, что в них находят выход силы, медленно накапливающиеся в повседневности».[66]
Двое мужчин свели знакомство благодаря женщинам. Как и Дебор, Лефевр являл собой своеобразный симбиоз монаха-раблезианца и обольстителя из романа Кьеркегора.[67] В то время его подругой, несмотря на существенную разницу в возрасте, была Эвелин Шастель, которую Мишель Бернштейн знала еще с юности. Однажды парочки столкнулись на парижской улице, это случилось вскоре после выхода Левефра из Французской коммунистической партии. (Тридцать лет подряд он сражался со сталинистами.) Дебор был счастлив воочию увидеть теоретика, работами которого восхищался. «Мы провели с Ги множество чудесных минут, – вспоминал Лефевр во “Времени недоразумений”, – нас связывала теплая дружба, без какого-либо недоверия или амбиций».
Зачастую Лефевр с Дебором просиживали за разговорами и бутылкой всю ночь. Это было «куда больше, чем просто общение». По воспоминаниям Лефевра, «у них оказалось много общего, и ночные посиделки оставили в его памяти глубочайший след». В те годы Лефевр был единственным из современных философов, который оказал на Дебора влияние, хотя Дебор никогда не был его студентом. Тем не менее юноша в очках и с ситуационистскими убеждениями очаровал пожилого ученого. Они разделяли многие идеи, и их взгляды на марксизм, практическую деятельность и городское пространство дополняли друг друга. «Я помню жаркие споры до хрипоты, – говорит Лефевр. – Ги утверждал, что урбанизм превращается в идеологию. И это действительно так с момента появления официальной доктрины урбанизма».
Они вместе читали книгу Мальколма Лаури «У подножия вулкана», параллельно опорожняя рюмки с мексиканской водкой мескаль, а также изучали революционные теорию и практику – Дебор даже помогал Лефевру составлять расписания лекций. Дебор и Бернштейн жили в просторном летнем доме Дебора в предгорьях Пиренеев в Наварренксе. (Известно, что Бернштейн терпеть не могла унылую сельскую атмосферу.) Через Лефевра Дебор познакомился
Профессиональный пикетчик, который разъезжает по городу и присоединяется к разным пикетам.
Henri Lefebre. Critique of Everyday Life: Volume one, London, 1991, p. 202.
Намек на роман Сёрена Кьеркегора «Дневник обольстителя». –
