фантастического грешат условностью. Фантастика, равно как и приключения, существуют лишь в воображении тех, кто ищет в жизни необычных впечатлений. Приключения происходят по воле случая. Попытаемся проникнуть в их ауру, и вся населяющая их таинственность исчезнет».[92]
К середине 1970-х этот по-своему притягательный маргинальный мир практически уходит в небытие, уничтоженный во имя прогресса и «разумного» планирования. «Убийство Парижа» стало главным тезисом книги Луи Шевалье (1977) о разрушении галлами городской среды. Она изобличала «технократов» – бюрократическую элиту, вышедшую из французской Высшей школы, – с чьей подачи кварталу был нанесен последний смертельный удар. Шевалье пишет о родном городе с необычайной страстностью, негодует по поводу варварского отношения к старине, и Дебор признается, что ему до странного близка и понятна позиция ученого.
«Можно было подумать, что, невзирая на бесчисленные свидетельства историков и искусствоведов, я один любил Париж, поскольку, по моим наблюдениям, я был единственный, кого волновала тема уничтожения старой застройки в проклятые “семидесятые”. Но потом я узнал о Луи Шевалье, историке старой закалки, и о выходе его книги “Убийство Парижа”, который, кстати, прошел без особой шумихи. Так что нас, праведников, оказалось по меньшей мере двое».[93]
Как и Шевалье, Дебор ненавидел Ле Корбюзье и его архитектурные идеи. В 1925 году парижанин швейцарского происхождения предложил «План Вуазен» – видение современного Парижа, согласно которому место Больших бульваров должна занять гигантская сеть скоростных магистралей. Решив пустить целые кварталы под слом, Ле Корбюзье хотел сотворить с центральным Парижем то, что Роберту Мозесу не удалось осуществить в нижнем Манхэттене. Помимо того, на набережных Сены предполагалось построить шестнадцать небоскребов, которые бы превратили Париж в самый настоящий ультрасовременный глобальный город. Разумеется, план положили на полку, но идеи радикального переустройства по-прежнему витали в воздухе. Вскоре появились скоростные шоссе, а в 1976 году на правобережье вдоль старой набережной Сены пролегла скоростная автострада, названная в честь президента республики «магистралью Жоржа Помпиду». Выросли высотные здания – башня Монпарнас и деловой центр в американском стиле, квартал Дефанс – картезианские башни из стекла и стали – образовали псевдообщественные пространства, безликие и унылые.
Поблизости располагался «новый» пригород Нантер, «тоскливый, отвратительный, недостроенный, с железобетонными конструкциями, заставлявшими студентов чувствовать себя узниками и воплощавшими в их глазах все самое ненавистное». «Нынешняя молодежь плюет на Париж, Париж, веками бывший для них раем, городом, куда неизменно стекались потоки людей, уверенных, что найдут здесь все, о чем мечтали: удовольствия, любовь, успех, славу».[94]
Париж пал жертвой «большого бума», пиршества алчности, вылившегося в насилие и грабежи. Проводниками перемен стали технократы вместе с новым поколением бизнесменов, отличавшихся от своих предшественников циничным прагматизмом и получивших образование по преимуществу в американских университетах. Они реорганизовали парижское
Pierre Mac Orlan. Petit manuel de parfait avanturier, Paris, 1998, p. 15.
Guy Debord. Panégyrique, vol. I, pp. 52–53.
Louis Chevalier. The Assassination of Paris, Chicago, 1999, p. 12.
