style="font-size:15px;"> “Я жил, как хотел, без оглядки ни на что.”“Меня звали …”
“Мое имя было …”
Сотни, тысячи голосов, они сплетались в невероятный гобелен историй, полотно спокойствия, отголосков сожаления и застарелой боли, равнодушия поверх всего этого.
“Мы встанем … я встану … на последний суд… я поднимусь и будет суд моим делам и мыслям перед лицом святых.”
Это было страшно, и попади сюда Мойра раньше, до Альдо, до всего, что с ней было – она бы умерла на месте от страха. Но сейчас она продолжала двигаться дальше, уходя от берега вместе со Святым Лиисо по чужим останкам. И она шла и шла, пока один из голосов не показался ей знакомым. Или, может, ее позвали слова, которые становились все явственней?..
Глава 21
“Мойра, доченька… Путь ты живешь счастливо, пусть обойдет тебя беда, пусть твоя жизнь будет доброй, будет счастливой, не как моя. Мойра, доченька …”
– Там моя мама. Там где-то моя мама, – с ужасом сказала девушка вслух и остановилась. Лиисо остановился с ней, тоже, взял ее за рукав поворачивая к себе, и покачал головой – мол, нельзя, не надо.
– Как могла моя мать тут оказаться? Ее похоронили в Пречистом! В Пречистом похоронили! – в истерике закричала на него Мойра и ринулась вперед, пытаясь идти на голос. – Мама! Мамка! Мамочка!..
“Мойра, доченька… Мойра моя!”
Мойра ковыляла, подскальзываясь на костях, вперед, забыв про своих спутников, забыв про свою цель.
Дед любил ее, отец, наверное, тоже, и мачеха не была так уж зла к ней, понимая, что, случись что, это Мойре бы пришлось доращивать ее детей, но мама, мамочка!.. Мойра плохо помнила ее, та умерла, когда она была еще очень мала – рожала долгожданного сына мужу-отцу, но не справилась.
Мойра долго не понимала, почему мамочка холодная и не отвечает ей, и почему ее омывают другие женщины, зачем надевают на голову венок из белых цветов, почему ее, голую, заворачивают в серую ткань, оставив только лицо. И зачем куда-то несут потом.
Только когда мать, закутанную в саван уже целиком, стали опускать в могилу и засыпать землей, Мойра вырвалась из рук держащей ее тетки и ринулась к мамочке – туда, в провал общей ямы.
Так и сейчас – не разбирая дороги, Мойра бежала к ней, к той, кто ее родила, к той, кто одна из немногих любила ее.
– Мамочка! Мамка!..
“Мойра, доченька?”
Дозвалась. Мать ее услышала.
“Мойра, доченька! Ты как же, умерла? Так рано. Доченька!”
– Разойдитесь, – закричала Мойра, оказавшись там, где голос матери слышался ей сильнее. – Разойдитесь, я сказала! Прочь! Прочь, пустите меня к матери!
“Вы слышали? Там ее мать. Посторонитесь.
“Эй, проснись, увалень, проснись. Подвинься.”
“Что? Пора на суд? На бой пора? Я сейчас всем кааак….”
“Подвинься
