овса лошадям покупать, и уже никакой выгоды не получится. К тому же, молодой барин дома не всегда пожелает обедать, он не дитя малое.
Разумеется, после этого князь и княгиня взяли сторону управляющего, а смертельно обиженный Евсеич Хохлова возненавидел лютой ненавистью и если теперь в разговоре с молодым барином упомянул его имя, то, значит, оскорблен был до глубины души. Зная это, Петр решил взять лаской.
– Не сердись, Евсеич, деньги мне для дела нужны, я обещал. Так что это уже дело чести, можно сказать.
Он знал, что к делам чести Евсеич, прошедший рядом со старым князем всю последнюю войну, относится серьезно. Однако неожиданно слова Петра произвели обратный эффект – старик побледнел и, задрожав всем телом, опустился на софу.
– И неужто же вам не совестно, Петр Сергеевич? – дрожащим голосом спросил он. – На то ли вам батюшка с матушкой волю дали, чтобы вы родительское состояние в карты проигрывали? Это уж я немедленно господам отпишу.
– Пиши, что хочешь, только дай поскорее денег, ко мне скоро человек должен прийти, – нетерпеливо ответил Петр, которому надоели их препирательства.
Евсеич с унылым видом отлучился и вскоре принес сто рублей. По дороге он, видно, с горя приложился к стопочке, поскольку лицо его покраснело, а речь слегка смягчилась:
– Хоть и убиваете вы меня, старика, барин, но, так уж и быть, барыне отписывать не буду, чтобы не огорчить. Только поклянитесь на кресте, что больше играть не станете.
Довольный, что обойдется без дальнейших объяснений, Петр с легким сердцем поклялся – это было ему тем более несложно, что к карточной игре он никогда пристрастия не имел. Минут через двадцать явился секунд-майор Новосильцев. Не подав визитеру руки и не предложив ему сесть, Петр уплатил деньги и разорвал вексель на мелкие кусочки. Однако Николай Устинович после этого не ушел, а, глядя на молодого князя ласковыми глазами, сказал:
– Сделайте милость, ваше сиятельство, уделите мне пару минут вашего времени. Чувствую я, что на меня возвели напраслину, и хотелось бы перед вами оправдаться.
– Вам совершенно незачем передо мною оправдываться, сударь, – сухо возразил Петр, – я не имею к вам никаких претензий.
– И, однако же, мне в войну случалось встречаться с вашим батюшкой. Хоть и недолго, а были мы с ним в очень дружественных отношениях, а посему не желал бы я оставить о себе у вас дурного мнения.
Слышать имя отца в устах этого человека было князю глубоко неприятно, но что оставалось делать?
– Присядьте, сударь, – хмуро сказал он, – я вас слушаю.
– Наверняка молодой родственник мой Захарка наговорил вам о совершенном мною подлоге, а то и вообще имя мое с грязью смешал, он это любит делать, – удобно устроившись в кресле, начал Николай Устинович, – дело в том, что имение, о котором шел спор, прежде действительно принадлежало троюродному дяде моему Василию Яковлевичу Новосильцеву. Однако в девятнадцатом
