задаром не приходит. Хотя сам-то Захарка мне своим языком постоянно неприятности делает, со мной уже люди знаться не желают – и душегубом считают, и колдуном. Живу одиноко, без семьи, без друзей. Спасибо, хоть вы, ваше сиятельство, выслушать захотели.
Петр залился краской.
– Позвольте, как же это вы одиноки? – возразил он, пытаясь подавить вспыхнувшую в душе жалость к сидевшему перед ним уже очень немолодому человеку. – Ведь я сам слышал, как Захари передавал привет вашей супруге и детям.
– То родственничек мой надо мной насмехался, – равнодушно махнул рукой Николай Устинович, – но я не в обиде. Позорная, конечно, история, и лучше, коли сам я вам ее расскажу, чем другие передадут. Ежели у вас, конечно, есть для меня еще пару минут времени….
Заискивающий тон и нарочито униженная манера секунд-майора держаться были Петру глубоко неприятны, к тому же, у него вдруг начала сильно болеть голова, и продолжать беседу совершенно не хотелось.
– Право же… – начал он, однако не успел докончить фразу – секунд-майор, слегка поерзав в кресле, чтобы сесть поудобней, уже начал свой рассказ.
– Вам, ваше сиятельство, без сомнения хорошо известно имя графа Строганова. Так вот, где-то в начале пятидесятых родители послали его заграницу учиться, и он взял с собой крепостного художника – они вроде бы, вместе росли. Прожили в Европе лет пять. Пока Строганов учился в разных университетах, художник этот всегда при нем был, и барин обращался с ним почти, как с равным. Тот невесть что о себе и возомнил, а по возвращении в Россию до такой наглости дошел, что осмелился поднять глаза на барышню, своего барина сестру. По-настоящему отодрать бы его так, чтобы уж подняться не смог, но барон Строганов, отец нынешнего графа, к тому времени умер, а сам граф на все глаза закрывал.
Конечно, блюди себя Марья Сергеевна, как полагается порядочной девице, то такого не случилось бы, а тут вдруг оказалось, что нужно срочно ее грех покрыть. Стали искать супруга, я же тогда как раз проводил время в столице по случаю ранения. Ну и… соблазнился, можно сказать. Да и как было не соблазниться – безземельный, родственниками дочиста обобранный, а тут невеста с хорошим приданым. Обвенчались, уехал я в армию, считая себя богатым человеком, Строгановы, полагаю, надеялись, что не вернусь, однако вернулся.
Марья Сергеевна, супруга моя законная, к тому времени уже родила сына и без моего ведома назвала его Сергеем. Я не возражал, но потребовал, чтобы она впредь имя мое не порочила и честно выполняла супружеский долг. Марья Сергеевна весьма удивилась, заявила, что по возрасту я ей в отцы гожусь, и, учитывая мои года, не к лицу мне о супружеском долге говорить, а за имя мое мне честно заплачено. Я было возмутился, но оказалось, что бумаги о приданом ее так хитро составлены, что все принадлежит ее детям, а сам я имею право лишь на скромный доход и угол для проживания. Так и живем – мне угол в особняке и скудный пенсион, а она на своей половине с художником и множество
