проходил как раз под окнами сортира венерических граждан, таким образом постоянно присутствовала угроза несанкционированного отъема этой продукции. Обошлось.
С «постой» – этой, возможно, самой важной для геморройного ударника задачей, ответственным тоже сделали меня. Между обходом и обедом был небольшой промежуток времени, и вот в этот промежуток его относительно регулярно, но не ежедневно, посещали женщины, поклонницы его музыкального таланта.
Мы все выходили. Старшие товарищи шли заниматься своими личными делами, а я должен был сторожить вход и при необходимости не допустить в палату медицинских работников.
Справлялся я хорошо, проколов не было, но не думаю, что эта моя обязанность предопределила мою будущую военную службу.
Мне было несколько раз предложено попробовать мною же добываемый алкоголь, но только с целью ощутить, какая это гадость, и никогда в будущем им не увлекаться. Я соглашался. Между верхней и нижней губами стакан не помещался, и поэтому мои старшие товарищи заботливо давали мне попробовать этот мерзкий напиток с ложки.
Этот ритуал они проводили раза два, но обставляли его весьма торжественно и солидно.
Мне повязывали что-то вроде салфетки, сажали ближе к окну, там было светлее.
Дело в том, что моя большая верхняя губа не давала точного представления о том, куда надо было засовывать ложку.
Ударник что-то отбивал своими палочками по подушке, а корреспондент «Комсомолки» и сотрудник НИИ, прежде чем влить в меня эту отраву, приговаривали: «Это мы делаем исключительно в гуманных целях. Ты сейчас в очередной раз убедишься, какая это гадость, и примешь осознанное решение никогда, ни при каких обстоятельствах не злоупотреблять алкоголем, чтобы не оказаться среди пациентов первого этажа. Так как злоупотребление этим напитком и случайные половые связи – звенья одной цепи».
Я что-то мычал, как бы соглашаясь, и мне очень аккуратно, чтобы избежать даже самых минимальных потерь, вливали все, что было в ложке, в рот.
Причем сотрудник НИИ оттягивал мою губу куда-то вверх, а журналист, прицелившись, вплескивал содержимое ложки, пытаясь попасть точно. Получалось.
А что?! Их наставления мне пригодились в дальнейшем. Это я о злоупотреблении. Конечно, срывы были, я же живой человек, но об этом чуть позже.
Десять дней, которые мир не потрясли, пролетели быстро. Вернувшись в школу, я ощутил какое-то особое со стороны Ларисы к себе внимание.
Это, разумеется, не прошло для меня незамеченным. Но снова какие-то дела, суета не давали нам время окончательно определиться в наших гормональных отношениях.
Да тут случился еще и серьезный разговор с Сергеем Ивановичем.
Как-то, когда я уже подумывал завязывать со стрельбой, Сергей Иванович попросил меня задержаться после тренировки.
– А знаешь, мы работаем с твоей мамой в одной организации.
– А разве она занимается творчеством Островского?
– Да нет. Ты
