та самая минута – минута человеческого безразличия, когда в душах людей проносится ледяной ветер, унося с собой в прошлое все, чем человек жил, что его радовало, тревожило. Видно было, что ни смерть пациентки, ни приезд ее единственного сына, ни история его одинокой жизни уже не интересовали ни эту женщину, ни кого-либо в этом трехэтажном здании и никого в этой огромной стране. Все мгновенно провалилось в прошлое, о котором никто никогда не вспомнит и не узнает.
Знаете что, – заговорил Евгений уже твердо, с намерением все же доказать, что у него нет никаких связей с сумасшедшим домом, – я всегда хорошо учился, окончил институт и сейчас узнаю, что родился в психушке… Как вы себе это представляете? Вы меня понимаете?
– Чего ж здесь, дорогой мой, не понять? – тихо, но тоже с уверенностью произнесла женщина – Все вы одинаковы! Знакомая песенка… Во-первых, это не психушка, а лечебница – стационарное лечение, как у воспитанных людей принято говорить! Во-вторых, это моя работа! Я обязана сообщать родственникам о смерти пациентов. А в-третьих, и самое главное – все, что я вам сообщила – правда! Не нравится, можете уезжать! Мы сами похороним вашу мать! Без вас!
Но Евгений не услышал ее, его, до того, как она начала говорить, вдруг осенило.
– Погодите-погодите, – спохватился он, – получается, что моя мать забеременела здесь, в этой больнице? Выходит, мой отец тоже где-то здесь?
– Нет! Нет-нет, – замахала руками женщина, – еще чего! Про вашего отца нам ничего не известно! Тридцать лет прошло! Вы что? Дела давно минувших лет…
Наступило молчание. Женщина ждала, когда посетитель освободит помещение, а Евгений пытался мысленно вернуться в то время, когда начиналась его память. Напрягаясь, он отбрасывал один год за другим, молодел на глазах, рост его становился все меньше и меньше и, наконец, в памяти возникли клумбы. Да-да, клумбы, те самые клумбы.
«Вот откуда они мне знакомы, эти клумбы… – подумал он. И дверь! Да, я вспомнил дверь, до ручки которой я не доставал. Помню!».
Потом, вдруг, мелькнуло имя – бабушка Маша… Так он кого-то называл там, в своем далеком детстве, у этих самых клумб.
– Бабушка Маша? – произвольно произнес Евгений.
– Вот, видите! Вспомнили? – обрадовалась женщина. Значит, совесть еще осталась. А многим память отшибло напрочь. Это наша санитарка, Мария Сергеевна, которая вас нянчила… – голос ее потух и, вздохнув, женщина добавила, – она тоже умерла.
– Я всегда думал, что это был дом малютки… – произнес Евгений еле слышно. – Не помню ее лица… Помню только, она была полная, большая, в белом халате, а на голове белая косынка…
– Да, Мария Сергеевна, – произнесла задумчиво женщина, – говорят, любила она вас, усыновить хотела, но не разрешили, возраст не подошел…
Евгений снова задумался, снова попытался вспомнить, ну, хоть что-то, а женщина терпеливо ждала.
– Мама ваша в морге, –
