А то, что этот забулдыга сроду не управлял и ответственности не нес, их не волнует, – Василий Викторович нервно передернул шеей и, обращаясь к третьему гостю, слегка подался вперед: – Вот как вы можете служить им теперь, Ростоцкий? Ведь при царе вы были не последним человеком в полиции. Гоняли манифестантов и забастовщиков. А теперь, что же? Изменили себе?
Тот усмехнулся, лихо откидывая полы своего бушлата в стороны, от чего собеседникам явно предстала портупея с черной кобурой, из которой торчала коричневая рукоятка маузера. Заметив взгляды своих собеседников на оружии, он самодовольно улыбнулся и, скрестив руки на груди, тягучим пьяным голосом произнес:
– Больно вы щепетильный, Кленов. Все надеетесь, что вернется прежний порядок? Только он не вернется. Царя нет. Временному правительству веры нет. А у Советов поддержка есть. Их армия поддерживает. А за кем армия, у того и сила. И мне не приходится им служить. Я теперь сам себе власть, – он обвел собеседников красивыми, но холодными светлыми глазами, похлопав себя по кобуре, продолжая сидеть, развалившись в кресле и покачивая ногами в больших солдатских сапогах, отпивая вино прямо из горла бутылки.
– И я об этом много думал, – согласно кивнул Дмитрий Иванович, обхватив свой тучный живот и откидываясь на спинку мягкого дивана. – Многие так думают теперь. Не кажется ли вам, что мы одной ногой над пропастью? Если каждый будет считать, что он – власть, скоро всему конец. А как по мне, господа, так уже не важно, кто эту власть взял, главное, чтобы быстрее навели порядок. Вы уверены, Ростоцкий, что они смогут навести порядок? Ведь от большевиков не знаешь, чего ожидать. Может, вы нас просветите? – он закинул в рот сыр и, прожевываясь, посмотрел на Ростоцкого, который пару раз смачно отхлебнул из горлышка бутылки, от чего лицо его стало заметно краснее, а глаза – весело заблестели.
– Ну, я персона маленькая, – начал он не без удовольствия, поглядывая на господ.
– Ну, не скромничайте. Вы у нас тот еще пострел, – владелец гостиницы Кленов усмехнулся невесело. – И прежде вы были у власти, и теперь, судя по всему, своего не упустите. Армия, говорите? Эта армия больше напоминает бандитов с большой дороги. Вы, стало быть, поощряете грабежи окрестных деревень и сел, реквизиции складов, словом, беспредел? Ну, от чего же вам их не поощрять, вы ведь теперь сами в этом участвуете, и вам кое-что перепадает.
– А почему бы и нет? – усмехнулся своими почти по-женски красивыми глазами Ростоцкий, снова сверкнув черным металлом маузера. – Мы реквизируем, чтобы прокормить армию и голодающих в городе. Разумеется, эти жадные свиньи представляют все так, будто их ограбили. Кто добровольно все отдает, мы их не трогаем.
– Добровольно? И что, много таких? – Дмитрий Иванович нервно рассмеялся и вкрадчиво добавил, подаваясь вперед: – Любой нормальный человек хочет заработать, а Совет заставляет нас сдавать продукты чуть недаром.
