удержаться на ногах, не веря в то, что снова могла его потерять, и не заметила, как ребенка подхватила вторая сестра, пытаясь успокоить малышку.
– Да жив он, откачали, – сказала другая сестра, подводя ее к большим двойным дверям со стеклом, на которых висела надпись «ПЕРЕВЯЗОЧНАЯ». – Кто вы ему?
Ольга подняла на нее огромные несчастные глаза.
– Жена. Кто же еще? Прошу вас, я должна его увидеть.
– Жена? – она с нескрываемой жалостью оглядела ее с ног до головы и прошептала: – Посидите. Я узнаю, можно ли вам войти, – она тихонько постучала и заглянула внутрь сквозь приоткрытую стеклянную дверь, что-то тихо кому-то сказала. Через пару секунд обернулась к Ольге и, прикладывая палец к губам, мягко произнесла: – На пару минут. Доктор осматривает его раны. Можете войти.
Подхватив дочь, она вошла, чувствуя, что ноги совершенно не слушались, а сердце гулко билось в груди от мысли, что Гриша, ее Гриша, всегда такой сильный и смелый, отчаянно желавший бороться и идти до конца, вдруг решил свести счеты с жизнью. Она боялась входить, думая, что стала причиной его отчаянного поступка. Ведь он сам вчера сказал, что она была всему виной. Но когда увидела его изуродованное голое тело, лежавшее на кушетке без одежды и без бинтов на лице, сердце ее дрогнуло и быстро-быстро забилось где-то в самом низу. Снова противный страх засосал под ложечкой, пока ее красивые серо-голубые глаза испуганно бегали по оторванной ноге, где теперь видны были заживающие, но еще кровоточащие рваные раны, по его изуродованному с облезлой кожей лицу. Способна ли она вынести это? Хватит ли у нее сил?
Военный доктор стоял, обернувшись к ней, наблюдая, как затрясся ее подбородок, от чего Ольга с силой прижала ладонь к лицу, с усилием заставляя себя смотреть на него, не отводя взгляд. Затем доктор взглянул на малютку и жестом показал сестре накрыть его изуродованное тело простыней. А потом он взглянул на Григория и вдруг мягким, отеческим голосом заговорил:
– Ну, ты, брат, даешь! Разве можно так поступать с собственной женой? Мало нынче вдов? Негоже так, Гришенька, надо быть сильным до конца. Ты же герой! Первым прорвал оборону неприятеля на своей бронемашине. Орден вот-вот придет, а ты в петлю. Не надо больше вдов, дорогой, слышишь меня? – и уже глядя на Ольгу, добавил: – Проходите, сударыня, проходите, привыкайте, вам теперь на это все время придется смотреть, – он мягко поманил рукой ее к себе.
Она была бледнее больничных простыней, стоя у самой кушетки над ним, пытаясь отвернуть головку малышки от его лица, боясь ее напугать. Лицо Гриши, его красивое, такое любимое лицо, все было покрыто красной ожоговой коркой. Щелки глаз были зажаты опухшими красными волдырями, от чего глаза были совершенно не видны. На голове местами совсем не было волос, а там, где были, торчали обгорелыми клочками. Оба уха тоже были покрыты кровавыми коростами.
– Его бронемашина под взрывом перевернулась, и его окатило горящим
