тихо проговорила Ольга. – Принести вам еще воды?
Он неожиданно снова обернулся и не сразу с усилием спросил:
– Вы – сестра?
– Нет, я…я швея, – отозвалась Ольга.
– Швея? – голос его странно дрогнул. – Дайте вашу руку, – прошептал он вдруг, и когда она протянула руку к его руке, он неожиданно обхватил ее пальцами и поднес к едва выглядывавшим из-под бинтов ноздрям. Пару раз вдохнув запах ее кожи на запястье, он вдруг еще тише прошептал: – Как вас зовут?
– Ольга… Бочкарева Ольга Павловна… Хотите, я буду приносить вам воду?
Но он вдруг выпустил ее руку, сильно замотал головой, потом тяжело протяжно заныл, накрывая ее руками, словно от нестерпимой боли, всем корпусом отворачиваясь к стене, помогая единственной ногой.
– Принести еще воды? – громче спросила она, не понимая, что с ним.
– Нет! – процедил он вдруг, а затем громко и зло закричал: – Убирайтесь! Уходите! Оставьте меня! Уходите! Ничего мне не надо!
Этот голос, прорвавшийся вдруг из недр израненного изуродованного тела, заставил ее вскочить. Бледнея и не веря сама себе, она вглядывалась огромными блестящими глазами в перебинтованную голову, очертания подбородка, заросшего щетиной, в судорожно сжимавшие голову пальцы, корчившееся тело, не замечая, как слезы потекли по ее щекам, а губы задрожали, пытаясь выговорить:
– Гриша?.. Гриша?
От ее голоса тело его еще страшнее задрожало, забилось на смятой больничной койке. Руками он сжимал свою изуродованную голову, болезненно поджимая под себя единственную ногу, дергаясь всем телом, словно хотел отползти прочь, скрыться от ее глаз, и только жалобно заунывно нечеловеческим голосом стонал:
– Уходи… Уходи…
Она бросилась на колени перед кроватью, схватив его за руку, пыталась распрямить пальцы, вглядываясь в них, в форму ладони, в кривившиеся губы, желая удостовериться, что это действительно был он. Из глаз текли слезы, когда она пыталась коснуться губами его руки, с ужасом снова и снова вглядываясь внахлест стянутые бинты на его голове и лице, через которые едва были видны ноздри и потрескавшиеся дрожащие губы.
– Уходи! Уходи! – надрывно кричал он, пытаясь вырвать свою руку, прижимая к голове подушку, пытаясь спрятаться от нее.
– Гриша, прошу тебя, скажи, что это ты. Гриша! – она снова хватала его ладони, целовала их, гладила его плечи, тянулась к его перебинтованной голове, пытаясь коснуться губами его подбородка и шеи и сквозь слезы все шептала: – Гриша, скажи, что это ты!
Раненый корчился на кровати, тяжело и мучительно стонал под ее поцелуями, пытаясь оттолкнуть ее, отползти, толкаясь одной ногой, нервно мотал головой, сдавленно выговаривая сквозь тяжелое дыхание:
– Уйди! Оставь меня! Не надо меня жалеть! Убирайся!
Сомнений
