туман в лучах лунного света. На губах – усмешка, от которой бросает в дрожь.
Я сглатываю. Комкаю в пальцах полу своей рубахи, испачканной кровью и грязью. В груди что-то сжимается, трепещет, разрываясь между смутным узнаванием и настороженностью. Этот взгляд, этот голос… Он будит что-то в глубинах моей памяти. Что-то очень важное, очень давнее. Но что? Кто он мне? Друг, враг, союзник?
И зачем он встрял? Зачем навлек на себя немилость Хаоса и гнев Пантеона? Неужели… неужели ради меня? Но почему, что я значу для него?
Вопросы роятся в голове, путаются, жалят недоумением и тревогой. Но в то же время… какая-то часть меня ликует. Верит, надеется, почти молится. Ведь если он на моей стороне… если мы заодно… быть может, это и впрямь мой шанс? Наш шанс?
Таларион меж тем лишь ухмыляется шире. Склоняет голову набок, сверкает глазами – хищно и лукаво.
– А что такого, сестренка? – тянет он, будто мысли мои читая. – Разве я не могу вступиться за кровиночку свою? Тем более когда речь о возможности пнуть Мортис под ее костлявый зад?
Сестренка? Кровиночка? Слова обжигают, опаляют, окатывают ледяной волной. Брат?! Так вот кто он, вот что пряталось за пеленой забвения! Но как, откуда? И что нас связывает, кроме уз родства? Любовь, ненависть, вечное соперничество?
Я сглатываю горький ком. В висках стучит, во рту пересыхает. Хочется закричать, потребовать ответов, вцепиться ему в плечи и трясти, трясти… Но момент неподходящий. Слишком много глаз, слишком много ушей. И гнев Хаоса вот-вот обрушится на наши головы…
Пантеон ахает. Гул голосов – возмущенных, недоуменных, даже испуганных. Хаос застывает грозовой тучей, тьма вокруг него сгущается и искрит.
Мое сердце падает в пятки, во рту пересыхает. На миг мне хочется закричать, броситься вперед, закрыть Талариона собой. Пусть лучше меня покарают! Я не могу, не должна впутывать его… даже если сама не понимаю до конца нашу связь.
Но брат и бровью не ведет. Щурится озорно, раскидывает руки в приглашающем жесте.
– Ну же, Владыка! Дозволь мне взять сестрицу под крылышко на Играх! Уж я прослежу, чтобы она не наделала глупостей… ну, не слишком много глупостей!
Смех. Раскатистый, громоподобный, пронизанный искрами безумия. Хаос смеется – словно череда взрывов сотрясает чертоги Пантеона.
А я стою, оглушенная. Потрясенная. Почти испуганная этой внезапной переменой. Не верю глазам, не верю ушам своим. Неужели… неужели Владыка и впрямь согласится? Неужели мне и вправду выпадет шанс?
И все же… как бы ни радовало меня это, как бы ни ликовала я… страх не отпускает. Тревога грызет изнутри, кислотой разъедает душу. Таларион… я втянула его. Обрекла на немилость, быть может, подставила под удар. А ведь я даже не понимаю до конца, кто он мне. Брат, друг, враг? Что нас связывало в прошлом и что ждет теперь?
От этих мыслей мутит. Горечь подступает к горлу, грозит выплеснуться бессильными слезами. Но я сглатываю. Стискиваю зубы, впиваюсь ногтями в ладони. Нет. Нельзя раскисать.
