светило прямо в лицо Свете, а оно, в свою очередь, светилось неподдельной радостью, таким детским счастьем, весёлым озорством. Я смотрел на нее, не отрываясь, словно видел её впервые, – эти глаза, разбрызгивающие зелёные искорки, эту улыбку с неизменными ямочками на щеках и эти, ещё непросохшие волосы, светло-русым дождём ниспадающие на загорелые плечи…
«Какая же ты красивая! Бесподобно красивая! – восторженно думал я. – Как бы я хотел видеть тебя всегда такую – счастливую и необыкновенно красивую!»
Света поймала мой взгляд, и на её щеках вспыхнул румянец. Я не знаю, что она подумала, но мне вдруг неудержимо захотелось заключить её в нежные объятия и поцеловать.… А ещё крикнуть громко-громко, так, чтобы услышал весь мир: «Я люблю тебя, Света!». И крикнул бы, наверное, если бы не пацаны.
– А давайте порыбалим, – услышал я словно издалека голос Лёшки. Здесь место хорошее, я точно знаю!
Света перестала грести, опустив вёсла на воду. Пацаны размотали свои удочки и забросили их подальше от лодки. Притихшие, они уставились на свои поплавки в ожидании рыбацкого счастья.
Я пересел на скамейку к Свете и легонько обнял её за талию. Она повернулась ко мне и улыбнулась той самой, счастливой улыбкой, которую я видел минуту назад.
– Спасибо тебе, Санечка, услышал я её шёпот.
– За что, Светлячок?
– За лодку, – так же тихо ответила она.
Я легонько прижал её к себе, и меня снова обожгло это новое, совсем незнакомое мне ранее чувство. И это была не страсть, нет, это было что-то большое, захватывающее; оно, словно морская волна, высоко поднимало меня, а потом низвергало в пучину невесомости…
Я видел, как пацаны украдкой бросали на нас короткие взгляды, в которых вспыхивали смешливые искорки, но это совсем не занимало меня, я был далеко-далеко от всего земного, возможно в другом мире, который называется Любовь…
Глава 3. Леон
Хусейн немного повозился с замком, который он открывал большим ключом, напоминающим кочергу, открыл металлическую дверь и, приглашая жестом войти, пропустил меня вперёд. Мы оказались в небольшом полутёмном зале, облицованном жёлто-коричневыми травертиновыми плитами с маленькой эстрадой или сценой, выполненной в виде полумесяца. Задняя часть сцены была задрапирована тёмно синей тканью с блёстками, в центре которой был вышит золотом большой полумесяц. В зале стояло несколько столиков, возле каждого из которых было по два стула. Мы присели за одним из них и стали ждать. Через несколько минут я услышал лёгкий шум, напоминающий полёт большой птицы и в зал через открывшуюся боковую дверь вкатилась инвалидная коляска, в которой сидел человек, лишённый обеих ног. Подкатив к нашему столику, он приветствовал нас кивком головы.
– Леон. Меня зовут Леон.
Он протянул мне руку. Я слегка пожал её, маленькую и, как мне показалось, безжизненную.
– Александр.
– Про вас я всё знаю. Вы отличный музыкант, саксофонист. Я давно искал с вами встречи. И
