Приказываю сохранять спокойствие! Паникеры будут расстреляны на месте! Помощь придет!
Конечно, это был чистой воды блеф, но люди начали успокаиваться, и это было очень хорошо, ведь паника – злейший враг солдата. В это самое время вагон прошили две пулеметные очереди, и послышались крики и стоны. Наверное, бомбы закончились, и немцы открыли по составу пулеметный огонь, а наших зениток уже не было и слышно. Следующая очередь прошла наискось через наше отделение, мимо моих ног и дремовской головы. Раненый мальчик, рядовой Волков, был убит наповал. А старшина Полищук получил пулю в грудную клетку и теперь корчился на полу в конвульсиях, пуская изо рта кровавую пену. У него было пробито легкое, мы ничем не могли ему помочь, и через несколько минут он умер. А немцы пулеметными очередями продолжали расстреливать беззащитных людей. В нашем вагоне то и дело слышались стоны и проклятия, а вскоре он стал наполняться дымом. Я снова выглянул наружу, состав втягивался в лес. Впереди нас горели два вагона, и от их дыма и в нашем уже нечем было дышать. Состав понемногу сбавлял скорость, и ходячие раненые уже выпрыгивали из вагонов. Это было безумием, но люди не хотели оставаться в готовых гробах.
Но вот огонь перекинулся и наш вагон, дышать стало совсем трудно, и мы решили пробираться к заднему тамбуру. Передний уже горел, и выбраться через него было невозможно. Вдруг раздался громкий взрыв, резкий толчок, и поезд остановился. Тяжелораненые попадали с полок, отовсюду доносились крики и стоны. Мы находились уже близко к тамбуру. Нам удалось удержаться на ногах и очень скоро мы стали выбираться из вагона. Хорошо, что насыпь была не очень высокой и, с грехом пополам, мы все же оказались на свежем воздухе и сразу поковыляли к лесу, который находился метрах в десяти от железнодорожного полотна. Укрывшись за деревьями, мы наблюдали за погибающим поездом. Мы сами еле-еле держались на ногах и ничем не могли помочь своим товарищам. Господи, Из пылающих вагонов были слышны вопли заживо горящих людей, возле самых путей лежали убитые и раненые, несколько человек суетилось около штабного вагона. Это было страшно, очень страшно!
Я посмотрел на небо, самолеты уже улетели, но там появилась еще одна опасность. Это были многочисленные купола парашютов. Я толкнул Володьку и заорал:
– Десант! Парашютисты!
Тот посмотрел вверх, и на скулах у него заиграли желваки:
– Вот сволота поганая! Хотят добить безоружных, уроды!
Хотя, скорее всего, разбитый в пух и прах санитарный поезд не был основной целью парашютистов. Но разубеждать в этом Дремова у меня не было времени, я заметил ползущего в нашу сторону человека в комсоставовской форме. Вот черт, надо уходить отсюда, но и бросать раненого негоже. В том, что это раненый я не сомневался, потому что двигался он очень медленно и какими-то рывками.
Я показал на него Володьке, тот согласно кивнул и пополз навстречу. С этим у него проблем не было, лежа голова не кружилась. Я, тем временем, взглянул на часы и не поверил своим
