адреса и дни рождения, номера телефонов и списки вещей. Но последние записи выглядели импульсивными и бездумными. Адвокатские конторы, многие из которых зачеркнуты, суммы, а после них – потоки сознания:
«Не получается никому дозвониться. ужасно»
«Фред внушил Патти ерунду а она верит? Тяжелый возраст девочек когда им ничего нельзя объяснить»
«Тому наплевать, что я теряю дочь. Любовь мужчин отвратительна»
«Вот бы кто-нибудь взял трубку»
«У Фреда сотни причин, чтобы не позвать Патти к телефону. Я сомневаюсь что она не хочет со мной разговривать. Они убедили ее, что я кукушка, мне нужно самой все рассказать, а никто не дает трубку»
«Очередная ссора с ТОМОМ: я НЕ ХОЧУ ни в какой круиз меня ТОШНИТ и я не люблю воду. Скучаю по Патти, готова вернуться в Брэмфорд, я хотела по-другому, хотела забрать ее с собой, все так бессмысленно»
«Никто не хочет со мной разговаривать. Для меня теперь никого нет дома»
«Патти, прости. Мне нужно придумать, как отправить тебе письмо так, чтобы его не прочитал весь Брэмфорд. Все так плохо. Я почти в заложниках»
«Убогий день. Надеюсь, с этой дурацкой яхтой ничего не случится»
Почувствовав себя отвратительно из-за того, что невольно вторгся в чужое личное пространство, Гарольд поскорее перелистнул блокнот в конец. Записи, сделанные рваным нервным почерком, прекратились. А образ печально счастливой пары, созданный на снимках, тут же рассеялся. Да, отправлять Фредерику тут действительно было нечего. А письмо для дочери? Регина успела его написать? Гарольд еще раз прошерстил все страницы и нашел тоненький крошечный конверт, запечатанный, без марок и без адреса, спрятанный в футляр между обложкой и чехлом. Видимо, она все-таки надеялась через кого-нибудь передать письмо. Не успела. Гарольд вздохнул. Вряд ли он мог понять женщину, которая тосковала по дочери и страдала от одиночества. Но то, что отвергал разум, охотно принимало сердце, и тяжесть вновь разлилась в его душе. Он стал свидетелем того, как люди в минуты отчаяния вспоминают не о банковских счетах и купленных землях, а о своих детях.
Вместе с конвертом лежала еще одна фотография: Регина с дочерью. Как и те, свежая – все тот же 1975 год. Худая высокая девочка-подросток в голубом платье, которую Гарольд мельком видел в церкви. Стоит ли попробовать передать ей письмо от матери?
Очнувшись от размышлений, Гарольд встряхнул головой и прочесал пальцами волосы.
«Еще чего, – подумал он, – буду я лезть в семью этого Колмана. Сами разберутся».
Собрав скромный комплект вещей покойной миссис Колман обратно в пакет, Гарольд туго завязал его и бросил в сейф, о чем уже через час благополучно забыл. Не таким уж и глубоким было его сердце – в нем переживания долго не хранились.
Чего не скажешь о домашних сейфах.
Глава 7
Моника Хьюз закрашивала
