щекастые трубные звуки смолкли, Оскар продрался сквозь пальто и плащи, ткнулся лицом в чей-то свитер, выскочил, заметив по пути как музыканты, дымясь от сырости, разбирали свои инструменты, вытряхивая из блестящих суставов слюну.
Оскар спрятался за створкой ворот, навалился на прут крюка и внезапно бурно и тихо разрыдался.
Колени подломились, он сполз на землю, с мокрыми щеками, текущими из носа соплями, вылезшей из-за пояса рубашкой и сбившимися к коленям рейтузами.
Уже сидя в кабине грузовика на высоком тряском сидении рядом с шофером в керзачах, замасленной кепке и лучистыми синими глазами, Оскар все еще плакал.
Водила, какое-то время сконфуженно молчал, потом достал из бардачка «Шипку», закурил, ясный дымок четко отобразился в сумраке кабины, погладил пацана мозолистой рукой по затылку, и, кривя набитый металлом рот, сказал будто бы сам себе:
– В жизни бывает такое, чего избежать невозможно. События, которые обязательно должны произойти.
Бахнули ладонью по крыше, тем давая знать, что можно трогаться. Дядька перекинул сигарету в угол рта, со второй попытки пустил мотор и воткнул скорость.
Провожающие сидели в кузове и мужественно мокли – дождь теперь лил шибче – подпрыгивая вместе с гробом и инструментами, которые громыхая, больно били их по ногам, пока ГАЗ-51, буксовал в раскисшей глине.
* * *
Отдел по делам несовершеннолетних собрался отправить сироту в детдом, но в последний момент, получив телеграмму от соседей, из Москвы приехала родная тетка и забрала Оскара.
Своих детей у них c мужем не имелось, поэтому, когда все формальности, связанные с опекунством были улажены, Оскар стал жить в новой семье. В Сокольниках.
Здесь он пошел в школу, записался в кружок авиамоделистов и изостудию, – у него обнаружились способности к рисованию; впервые в жизни мальчик отпраздновал день рождения с тортом и лимонадом. По выходным гостил у бабушки в Тарасовке. Все это, безусловно, шло ему на пользу. Он больше не вел себя как забитый зверек, по крайней мере, внешне, а, наоборот, с жадностью впитывал новую жизнь во всем ее многообразии.
Чего-чего, а многообразия столице было не занимать.
Оскар сразу понял что Москва – некое очарованное место, о котором он знал давным-давно, но знание это до поры до времени хранилось где-то в глубинах сознания. Возможно, он еще раньше сроднился с Москвой. Он видел ее на экране несметное количество раз, но всегда воспринимал не иначе как чуждый и абстрактный городской пейзаж. Когда же Оскар в нем оказался, услышал величественный шум и гул, прогулялся по знаменитым проспектам среди тенистых аллей и пахнущих свежестью фонтанов, прокатился в метро, посмотрел воочию на символы СССР: Красную Площадь, ВДНХ, Останкинскую телебашню; побывал в зоопарке, планетарии и много где еще, – Москва предстала перед ним совершенно другой.
Так его дела обстояли днем.
Ночи возвращали Оскара в прошлое.
