щёку и всмотрелась в карие, заволоченные туманом недоумения глаза. Затем Сесилия прижала ладонь к аккуратному носу, пощупала его и покачала головой.
– Горячая, а нос ледяной! Да что ж это такое, – она возмущённо всплеснула руками и, поднявшись, стащила с Джейн тёплую одежонку.
– Мы олениху застрелили. Тощую, но большую-пребольшую, – просипела Джейн, шмыгая порозовевшим носом. – Папка с ней остался, решил тащить, а меня отправил.
Притихнув, она долго смотрела куда-то в сторону и кусала губы.
Сесилия насторожилась. Она прекрасно знала о твёрдом намерении Вальтера всем и вся показать свою силу, пусть того и не требовала ни одна живая душа. Она понимала, что после роковой охоты муж утонул в хандре, которая вылилась в безрассудную самоотверженность, и переживала, что с ним могло что-то произойти.
– С ним что-то стряслось? – спросила Сесилия и нахмурилась. Голос её дрогнул. – Милая, скажи мне.
– Не-е-ет, – находчиво протянула Джейн, вселяя в материнское сердце надежду. – С ним всё хорошо. Я просто… – она осеклась, зачем-то обернулась, словно боясь, что их кто-то подслушает.
Внезапная тишина обрушилась на светлую голову Сесилии тяжёлым булыжником. Она заключила лицо дочери в ладони, заправила прядь тёмных волос ей за ухо и, пригнувшись, заговорила вкрадчиво, но убедительно:
– Не томи. По глазам вижу, ты что-то скрываешь.
Сесилия говорила без укора, напротив, её слова сквозили волнением.
– Я видела кое-что, – заговорщическим тоном продолжила Джейн, обратив прояснившийся взор на обеспокоенное лицо матери. – Дерево, которого раньше не было. Я точно помню. Вот тропа от нашего дома: по ней нужно идти прямо, затем повернуть. И вот там, на повороте, стоит ель. А я помню, что прежде там пусто было. Только трава росла, – она пожала плечами. – Глупо это. Деревья ведь не ходят?
Взглянув на мать, Джейн вздрогнула. Взгляд изумрудных глаз был устремлён поверх её каштановой макушки, Сесилия молчала и холодно смотрела в стену.
– …И-или ходят? – неуверенно переспросила Джейн, напуганная стеклянным блеском в обыденно ясных глазах.
Разрезая острым, высеченным из первозданной породы взглядом деревянный покров двери, Сесилия смотрела прямо в её центр, в вихрастый завиток, который давным-давно бронзовой спиралью красовался на коре могучего древа. Но создалось такое впечатление, что её взор прошёл сквозь преграду, пронзив твёрдую материю, как остриё ножа пронзает масло, сдирая с него золотистую корочку.
Она привлекла дочь к себе, прижала её голову к своей груди, ладонью закрыла ухо и зашептала что-то несвязное, но успокаивающее. Как и многие, Сесилия была наслышана о странных деревьях, что передвигались или возникали из ниоткуда, словно мираж. Они обладали дурной славой, и этого было достаточно, чтобы клокочущее сердце заныло, туго опоясанное волнением.
Растеряв былую
