затягивая косу в тугой узел на затылке.– Ладно, мам, я не забуду. – Откликнулся Андрей.
– Да смотри, по дороге рот закрытым держи, не болтайте с Наташкой по дороге. Надышитесь ледяным воздухом, ангину подхватите, а нам вас с тётей Зиной лечить потом. – Продолжала давать наставления мать.
– Ладно, мам, я понял всё. Не маленький.
– Ну, смотри, сынок, повнимательней будьте. Если вдруг налёт, то бегите в бомбоубежище. Я тебе в карман пальто два сухаря положила и четыре кусочка рафинаду. Чаю в школе у нянечки попросите. Детям, небось, не откажут.
– Мам, а можно мы потом к тебе на работу придём?
– Зачем это ещё? Чего под ногами путаться. Мне в прошлый раз начальник смены выговор сделал. Лучше на вот, карточки отоварь, только не потеряй,
ради бога. А то я после работы не успею. – Сказала мать и протянула Андрею потёртый разграфлённый по дням месяца листочек, где в каждой клеточке значилась суточная норма хлеба в 400 грамм.
– Не волнуйся, мам, я всё сделаю. – Поспешил успокоить мать Андрей.
– Ну ладно, сынок, я побежала. – Чмокнула сына в макушку мать и вдруг, заметив, в глазах Андрея то ли вопрос, то ли обиду, взяла его за плечи и ласково развернула к себе, показав этим свою готовность выслушать сына, даже если ей придётся опоздать на работу.
– Мам, с праздником тебя. – Тихо, но уверенно сказал Андрей.
– Ах, сынок, конечно же, с праздником! – Как можно более весело сказала мать, и ласково потрепала сына по волосам.
– А я уж думал, что ты забыла.
– Нет, Андрейка, я ничего не забыла. Просто так бывает, что иногда нужно отложить праздник, что бы сделать важную работу.
– А надолго?
– Надеюсь, что нет. Но ведь и от нас с тобой тоже зависит насколько откладывается праздник.
– Всё, мам, я всё понял. Идти, а то тебе влетит. Я всё понял.
Мать ушла, тихо прикрыв входную дверь. В квартире стало тихо и пусто. Андрей пошёл на кухню и налил себе в чашку рыжего морковного чая, заваренного мамой. На тарелке под чистой салфеткой лежал кусок хлеба и большая варёная картофелина. Андрей уселся на широкий каменный подоконник и стал уплетать оставленный матерью завтрак, поглядывая на улицу. За окном действительно было темно и мерзко.
Андрей из окна своей комнаты не мог видеть, как немногочисленная демонстрация, сотни две плохо одетых женщин и мужчин с лопатами и ломами на плечах, с наскоро нарисованными на кусках разорванных простыней транспарантами, молча шла по улице Горького* почти в полной темноте. Холодный ветер рвал одежды людей и плохо закреплённые транспаранты. Это странное шествие провожали взглядом люди, толпящиеся в длиннющих очередях за картошкой и хлебом чуть ли не с пяти часов утра. Радио в городе молчало. Говорили, что это немцы «сбивают волну»… Но ровно в 8 часов 10 минут по московскому времени из репродукторов по всему городу и по всей стране раздалось: «Внимание! Говорит Москва!
Говорит
