ни продовольствия. Но люди уже не сомневались, что победа обязательно придёт.Через несколько дней после парада, Андрей, как обычно, стоял в очереди
за хлебом. Было темно и очень холодно. Люди жались к стене дома, стараясь хоть как-то защитится от пронзительного ноябрьского ветра. Вдруг, откуда-то издалека сквозь противное завывание ветра, как-будто бы послышалось пение. Как бы вроде где-то вдалеке маршировал целый военный полк. Андрей подумал, что ему померещилось, ведь все знали, что в городе никаких военных соединений не осталось. Но тётка, стоящая рядом с ним в очереди, тоже подалась вперёд, словно пытаясь разглядеть и расслышать что-то. По её поведению Андрей понял, что мерещится не только ему одному. Между тем, звуки бравурного марша то будто становились громче, то вдруг совсем пропадали, заглушаемые завыванием ветра. Люди в очереди заёрзали, пытаясь понять что происходит на самом деле. И вот, наконец-то, уже ни у кого не осталось сомнений, что это не галлюцинация, а самая что ни наесть явь, потому что уже можно было отчётливо слышать:
«…Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде:
Мы на чеку, мы за врагом следим.
Чужой земли мы не хотим ни пяди,
Но и своей вершка не отдадим…».
А спустя ещё несколько минут, сквозь ноябрьскую мглу, Андрей увидел чеканивших шаг крепких, хорошо одетых в белые меховые полушубки, вооружённых автоматами бойцов. Их было много, очень много. Они широко улыбались, дружно пели, чётко маршировали. Это была настоящая армия! Тётка, которая стояла в очереди рядом с Андреем, вдруг расплакалась и, сделав шаг вперёд, протянув руки навстречу идущим бойцам, заголосила: «Голубчики вы наши! Голубчики..! Откуда ж вы такие голубчики?…». Какой-то боец, проходивший мимо, лихо подмигнул ей, и крикнул: «Сибиряки мы, мать! Сибиряки..!».
Эти красивые сильные и весёлые мужчины шли на фронт, который находился всего в 29 километрах от Кремля. Они шли сражаться и умирать за свою страну и за свою столицу. А через несколько дней страна узнала о подвиге Панфиловцев, совершенном на подступах к Москве неподалёку от деревни Крюково и о подвиге комсомолки Зои Космодемьянской*.
Война вплотную подошла к домам москвичей, но ничего подобного октябрьской панике на улицах не наблюдалось. Город жил и работал, крепко зажав нервы в кулак и скрежеща зубами от ненависти к врагу. Люди добровольно, по собственной воле, как будто бы отреклись каждый от самого себя, подчинившись общегражданскому порыву. Порыв этот нельзя сравнить ни с какой другой формой существования человеческого общества и именно в нём, в этом порыве, и заложен секрет «русской души», поскольку ни одна нация в мире не способна в такой степени мобилизовать свои внутренние ресурсы для достижения великой цели, отбросив на время обиды, внутренние распри, общественные конфликты и личностные амбиции. Казалось, что люди призирают войну, и призирают её настолько, что одного этого призрения достаточно для полной и безоговорочной победы. И Новый год москвичи готовились отмечать,
