казалось бы, так много повидавший, был явно удивлен осведомленностью Мегрэ в столь простых и очевидных вопросах.
– Вы сказали, что она находилась в вашем кабинете, когда вам доложили о приходе Пикемаля, и вы попросили ее выйти. Когда вы позвали ее обратно, отчет все еще был у вас в руках?
– Да… Но уверяю вас…
– Поймите, господин министр, я никого не обвиняю. Даже никого не подозреваю. Я, как и вы, пытаюсь составить себе ясную картину происшедшего. Есть еще копии ключей от этой квартиры?
– У дочери есть копия.
– Возраст?
– Анны-Марии? Двадцать четыре года.
– Замужем?
– Собирается… Вернее, собиралась выйти замуж в следующем месяце. Теперь я даже не знаю. Если разразится скандал… Вы знаете семью Курмон?
– Слышал.
Если фамилия Мальтер была широко известна в мире политики, фамилия Курмон была не менее известна в мире дипломатии, причем на протяжении последних трех поколений. Роберт Курмон, владелец особняка на улице Фезандери, пожалуй, последний француз в мире, до сих пор носивший монокль, больше тридцати лет служил послом то в Токио, то в Лондоне и являлся неотъемлемой частью института[1].
– Его сын?
– Да, Алан Курмон. В свои тридцать два он успел побывать атташе при трех или четырех посольствах, а сейчас возглавляет довольно крупный отдел в министерстве иностранных дел. Уже получил назначение в Буэнос-Айрес, куда собирается отправиться через три недели после свадьбы. Теперь вы понимаете, мое положение куда хуже, чем может показаться на первый взгляд. Скандал, который разразится не сегодня-завтра…
– А дочь часто бывает в этой квартире?
– Нет. По крайней мере, с тех пор как мы официально поселились в резиденции министерства.
– Что, ни разу не побывала?
– Комиссар, давайте я буду говорить начистоту. Иначе зачем было к вам обращаться… Анна-Мария, сдав экзамен на степень бакалавра, решила учиться дальше. Философия и филология. Она не синий чулок, но и типичной современной девушкой ее назвать тоже нельзя. Так вот, как-то раз, около месяца назад, я обнаружил здесь, на бюро, пепел от сигареты. Ни жена, ни мадемуазель Бланш не курят. Я расспросил Анну-Марию, и она призналась, что иногда приходит в эту квартиру с Аланом. Дальше я расспрашивать не стал. Помню, она посмотрела мне прямо в лицо и, не краснея, заявила: «Папа, давай будем реалистами. Мне двадцать четыре года, ему тридцать два». Мегрэ, у вас есть дети?
Комиссар отрицательно покачал головой.
– Полагаю, сегодня полных пепельниц на бюро вы не обнаружили?
– Нет.
Как только Пуан перестал рассказывать и начал просто отвечать на вопросы, он немного приободрился. Совсем как больной, отвечающий на вопросы врача и знающий, что в конце тот обязательно пропишет лекарство. Может быть, поэтому Мегрэ так надолго задержался на ключах?..
– Кто-нибудь еще?
– Глава моего кабинета.
Вероятно, имеется в виду институт международных отношений Франции как социальный институт, а не конкретная организация. (
