практически и не обоснованными теоретически уже по одной той причине, что сами представления о социализме находятся в тесной зависимости, по крайней мере, от двух факторов – характера эпохи и социальных сил. Понятно, что взгляды на счастливое и справедливое общественное устройство сегодня отличаются от представлений не только столетней, но и тридцатилетней давности. Понятно также, что идеал справедливости по-разному видится различным социальным силам, даже если они все считают себя борцами за коммунизм. Советское общество первых лет перестройки продемонстрировало это с потрясающей наглядностью: мы все за социализм, мы все за перестройку, мы все по одну сторону баррикад и готовы стрелять друг в друга, чтобы отстоять «свой» социализм (благо, находясь по одну сторону баррикад, это делать удобнее).
История социалистических учений предстает как развитие и противоборство двух начал, вытекающих из противоречия между основными принципами социальной справедливости – свободой и равенством.
Представления, возникшие еще на ранних стадиях цивилизации, основывались на уравнительно-тоталитарной интерпретации существа справедливого строя. В этой доктрине социальная справедливость полностью отождествлялась с равенством, по отношению к которому все остальные проблемы функционирования общества выступают как производные. В работах Г. Бабефа такой взгляд получил, пожалуй, наиболее полное воплощение и завершение. Он писал: «Счастье… может быть лишь следствием уравнения: уравнение способствует совершенству и уничтожает лишь то, что разрушительно»[3].
Довольно низкое развитие производительных сил, чрезвычайно медленное их совершенствование легли в основу данной модели и обусловили представления об относительной простоте хозяйственных взаимосвязей, очевидности и безальтернативности желательного пути дальнейшего движения общества, усложняемого и запутываемого неразумностью сложившихся форм хозяйствования, раздираемого классовыми противоречиями. Идея упрощения социально-экономической системы проявлялась по-разному.
Во-первых, в представлении системы потребностей как довольно ограниченной по составу и устойчивой во времени совокупности в основном вещных потребностей, которые даны самой природой и в равной мере (как по структуре, так и по интенсивности) присущи всем людям. Во-вторых, в представлении об очевидности целей функционирования общества – поддержании равного благополучия всех граждан в условиях сложившейся системы производительных сил. Иными словами, технический прогресс выводился как бы за рамки социального бытия, а движение должно было осуществляться в установленных формах, воспроизводя данную техническую базу, растущую лишь количественно. В-третьих, в представлении о слиянии интересов различных субъектов в единый интерес ассоциации (общины, государства). Этот вывод объяснялся обычно тем, что в условиях равного удовлетворения потребностей появляется заинтересованность во всеобщем труде друг для друга.
Догмы о простоте потребностей, очевидности целей
