всем телом.
– Ты права. Забудь о том, что я сказал.
– Я постараюсь.
– Я неделями не отходил от него, вкладывая в песни всю душу, чтобы он не сломался, – произнес Сильвестр. – Я точно так же хочу защитить его от нового убийства, как и ты. Мой отец дает декану деньги, чтобы он молился за него.
– Какому декану? Отцу Бенедикту? Зачем твоему отцу давать ему деньги? Почему тот не помолится за Энтони добровольно? Я думала, он его любит.
– Я до сих пор не верю, что он может любить.
– Наверняка не может, – согласилась Фенелла. – Думаю, Энтони не понравилось бы, что твой отец дает священнику деньги, чтобы тот молился за него.
– Разве Энтони не нравится все, что передают этому священнику?
– Это так. Но он не хочет, чтобы твой отец тратил деньги из-за него.
Сильвестр удивился.
– Разве деньги, которые мы даем священникам за то, чтобы они молились, потрачены впустую? Ты действительно так считаешь?
«Нет, – хотела сказать Фенелла, – но Энтони считает именно так. Он думает, что всем богам безразлично, будет он жить или умрет». Но ничего не сказала, потому что это было тайной Энтони. Тайной за семью печатями, к которой не имел права прикасаться ни один человек.
– А ты как думаешь? – вместо этого произнесла она.
– Ты действительно хочешь это узнать?
Она кивнула, и дождь потек с челки ей на лицо.
Сильвестр коснулся ее рук, прижатых к щекам.
– Пообещай мне, что никому не скажешь, ни с кем не будешь об этом говорить. Это опасно, Фенелла. По всей стране людей сжигают за это.
– Я все равно разговариваю только с тобой. Да еще с мамой, но к ней я с такими вещами точно не подойду. Она достаточно напугана ценами на мясо.
– Я думаю, что для того, чтобы молиться, нам не нужны священники, – произнес Сильвестр. – И что мы никому не должны платить деньги, чтобы говорить с Богом. Мы можем делать это сами – своим собственным голосом, на наших собственных коленях и на нашем собственном языке.
– На нашем собственном языке, Сильвестр? – Его слова были подобны фитилю огнестрельного оружия, который способен выгнать снаряд из дула и убить человека. Лолларды, мужчины и женщины, произносившие молитвы на английском языке, умирали на кострах, а их дети сиротами бродили по улицам городов.
– Да, – сказал Сильвестр, – на нашем собственном языке. И так же, как Лютер требует, чтобы Библия была на немецком, нам нужна Библия на английском.
– Но этот Лютер – еретик! Король собственноручно написал труд, в котором опроверг его слова.
– И за это Папа наградил его титулом «Защитник веры», – добавил Сильвестр. – Но разве веру защищают подобными трудами и запретами? Разве на самом деле он не мешает множеству людей постигать собственную веру?
Фенелла вгляделась в его лицо, пытаясь погасить представившиеся ей красные язычки пламени, пляшущие вокруг его кудрей.
– Я тебя предупреждал, – произнес он. – Не
