верен, а отчасти нет, поскольку в жизни все сложней.
– Скажи пожалуйста, Дмитрий. А можно ли реально представить себе такую идеальную книгу, в которой была бы соединена народность Донцовой с духовностью Гранина и так далее, все самое лучшее?
– Ты будешь смеяться, но есть у меня рецепт такой книги! Она должна быть написана на основе реальной истории города Ленска. Весной 2002 года его смыло наводнением. И тогда Путин сказал Шойгу: восстановить город к 20 сентября! Шойгу с нуля восстановил грузовой порт на Лене, привез кругляк из Белоруссии, заново выстроил все дома, разумеется аврально, крайне хреново, и этот бутафорский город к сентябрю был готов. Когда приехал Путин, решили запустить в один из домов кота, на новоселье. Кота нашли с огромным трудом, и он не шел ни в какой из этих подозрительных домов. А Шойгу был весь на нервах, он неделю не спал, – и вот он схватил этого кота и зашвырнул его в дом. А тут зима. Зимой город вымерз, а весной его опять смыло. Это будет безумный историко-фантастический роман.
– А кто сможет его написать?
– Такую книгу могу написать только я. Больше некому.
Вас, верно, позабавит быковский список лучших писателей. Он таков: Житинский, Букша, Пелевин. Житинский – думаю, потому, что Дима провозглашает себя его учеником. Букша – полагаю, оттого что она фантаст, а те вообще считают Быкова своим. Что касается Пелевина, так тот не давал Быкову покоя своими тиражами (ну теперь все может измениться); вот и «Ampir V» показался лауреату «Большой книги» плохой книгой, но «поди ты отними ее у меня, пока я не дочитал!»
А еще для Быкова «Проханов – очень хороший мужик, чрезвычайно милый человек». (Я сам под этим готов подписаться. – И. С.) Кроме того, «и Лимон прекрасный человек. Я с 93-го года регулярно бухаю с Лимоном. Я ему многим обязан, и литературно тоже. Он научил меня писать рассказы».
Но не надо забывать о том, что Быков не видит себя стопроцентным писателем, в смысле прозаиком. (Про публицистику и речи нет, это для него не более чем способ заработать денег, он мечтает бросить «всю эту газетную хуйню», чтоб сидеть дома и сочинять. Есть некое забавное противоречие в том, что главную свою премию он получил за вполне себе публицистический документальный труд.) Он видит себя все же поэтом.
– Ну что же, – говорю, – посмотрим, какой ты поэт. А дай-ка мне свое лучшее четверостишие! Ну вот как вспоминая про Пушкина, люди сразу исполняют: «Я помню чудное мгновенье» или там «Мальчишек радостный народ коньками дружно режет лед». (Какая ж была холодрыга при крепостничестве, не то, что в теперешнюю оттепель или не знаю, как это все назвать.)
Быков в ответ без паузы оттарабанивает:
Блажен, кто соблюдал диету,
Кто не бросался словом «честь»,
Кто понимал, что Бога нету,
Но вел себя как будто есть.
Я соглашаюсь, что стихи неплохие. Он объясняет:
– Это я к 60-летию Льва Лосева. В качестве подарка.
– А ты сам-то соблюдаешь диету?
– Нет.
