не считая их с Ярославой, пять человек: сама Могиня, Евросинья, молодой мужчина с аккуратной светлой бородкой «клинышком», видимо, отец Ярославы, белобрысый веснушчатый парнишка лет трех и девчонка лет восьми с длинной косой медового цвета – очевидно, брат и сестра Ярославы. И все они молчали, Катя точно это заметила. Взрослые ее изучали, белобрысый мальчишка играл ложкой, девчушка разливала молоко по высоким глиняным кружкам. Тогда кому принадлежат те голоса?
– Иди, иди сюда, не пужайся, – будто поняв причину ее замешательства, подбодрила старушка, и улыбнулась. – Присядь-ко рядом с нами, отведай ужин наш скромный. С доченькой моей Ефросиньюшкой ты знакома уже, познакомься и с зятем моим дорогим, Николаем. А это, – она кивнула на белобрысенького и девчушку, – детки их младшие, Руслан да Марьюшка.
Заметив замешательство Кати, она добавила, смеясь:
– Не почудилось тебе, то племяшка моя поглядеть на тебя задумала, да сама никак не поспевала, вот и прислала тень свою вечеровать с нами, да с ней и семейство ее, – и она кивнула в угол, где на стене в мягком свете нескольких свечей, стоявших на столе, слегка подрагивали три тени невидимых гостей – женская, мужская и девчоночья.
– Приветствуем, внучка, – ласково проговорил женский голос, тень при этом приветливо кивнула.
– Ага, зд-дравствуйте, – Катя ошалело таращилась на фигуры на стене, потихоньку, бочком, продвигаясь ближе к столу. Девчоночья фигурка прижалась к женской. Мужская стояла, поглаживая бороду.
– Племяшка-то моя совет хороший дала, – между тем продолжала Могиня, наблюдая как Ярослава и ее сестренка расставляют кружки с молоком, нарезают большими ломтями свежий вкусно пахнущий хлеб с темной хрустящей коркой, – вы с Ярушкой нашей завтра выдвинетесь с утра пораньше в Аркаим, да путь не близкий и не спокойно нынче на дорогах. Вот Эсфанда и предложила сопроводить вас.
– Ба! – возмутилась Ярослава. Она даже нож выронила, которым нарезала последнюю горбушку хлеба. – Мы что же, маленькие? За себя постоять никак не можем? – в подтверждение своих слов она даже повернулась к Кате, ожидая от нее помощи и поддержки.
А Катя смотрела то на Ярославу, то на Могиню; она, конечно, понимала, что Ярослава хочет самостоятельности, но и довериться маленькой девочке ей тоже было страшновато. Катя все-таки была очень домашней девочкой, никогда не принимавшей самостоятельных решений. И сейчас она ожидала, что взрослые разберутся сами, без ее участия. Вот поэтому и молчала, поглядывая на спорящих бабушку и внучку. А те разошлись не на шутку. Ярослава доказывала, что она может все сделать сама, а бабушка перечисляла опасности, которые их ждут на пути. Ефросинья с мужем пока не вмешивались.
Тут снова донесся смешливый женский голос.
– Да не спорь, Ярослава, хочешь – не хочешь, а одних вас никто не пустит, это уже решено. И батюшка твой с матушкой согласны. Согласны же? –
