выходящими на Босфор, и что его будущее ему больше не принадлежит.
Глава 6
– Мама, я прошу тебя, признай, по крайней мере, что мне удалось отменить переезд.
– Ну, это не такой уж подвиг!
Селим-бей глубоко вздохнул. Его мать была порой непреклонна. Она жила под защитой этих стен, на которых не замечала ни трещин, ни выцветшей краски, ни налета, который не столько был следствием времени, сколько демонстрировал общую ветхость и упадок проигравшей страны. Под охраной Али Ага, который проявлял иногда нечеловеческую виртуозность, исполняя малейшие ее желания, она жила словно в другом мире, отвергая все, что могло нарушить гармонию существования представительницы того столетия, когда в гаремликах царила полная безмятежность.
– Ты не представляешь, какой беспорядок это за собой влечет, – раздраженно чеканила Гюльбахар-ханым, перебирая жемчужины ожерелья. – Несчастный Али Ага буквально за голову хватается. Ему пришлось реорганизовать весь домашний устрой. А дядюшка Мехмет жалуется, что в нашем крыле ему плохо спится. Бедняжка, в его-то возрасте… Он уже задумывается, не вернуться ли в Анатолию.
– Ну, и дай ему Бог! – проворчал Селим.
– Мысль о том, что этот гяур[18] находится здесь, в моем доме…
Гюльбахар задрожала, смерив сына недоверчивым взглядом из-под полузакрытых век, предполагая, что он приготовил ей более горькую пилюлю. Неверные под ее крышей. Днем и ночью. Устроятся, как у себя дома, и будут отдавать приказы ее рабам.
– Он заказал сюда кровати, – прошептала она на тот случай, если французский офицер мог ее слышать. – Он хочет переделать комнаты в спальни и требует поставить замки на двери. Но самое худшее – то, что его жене нужна ванна… Эти люди гниют в своей грязной воде, утверждая, что моются. Это отвратительно! Предупреждаю тебя, она принесет в наш дом болезни.
Селим улыбнулся. Временами мать была похожа на ребенка. Проявления ее злости и восторга друг от друга не отличались. Она невзлюбила бедного Луи Гарделя, и чему тут удивляться? Он сбил машиной ее внука и угрожал выселить. Он никогда не обретет ее прощения. Даже его букет цветов отнесли в комнату, которой обычно редко пользовались, поскольку зимой там было слишком влажно.
– Мне сказали, что ты выходил с ним ужинать, – заявила она. – Ты считаешь нормальным связываться с этими жалкими типами? Иногда я тебя не понимаю, сын мой.
– Он бродил как неприкаянный, – защищался он. – Мне захотелось его развеселить.
Селим обладал широтой души, свойственной многим его соплеменникам. Секретарь не признался, что его тронул взгляд серых глаз француза, такой же блеклый и спокойный, как зимнее озеро. Не рассказал Селим и то, что был удивлен великодушием гостя, которое проявилось в день знакомства. Тем более хозяин дома не признался матери, что стал ценить компанию Луи Гарделя.
– Война окончена, – продолжил он. – Мы вынуждены
Гяур – испорченное арабское
