громким хрюканьем втащил Скептика в кафе «Марс», где, усевшись, долго, оптимистично вещал о чём-то.
– Да ничего живу, – изрёк Скептик в конце концов, догадавшись, что надобно что-то сказать. – Работаю там же, заботы те же.
– Хрюся? – подначил его Хлыщ подмигивая.
По ужимкам и тону предположив интимное, Скептик высказался отвлечённо:
– Я радуюсь редко. Видишь ли, для меня все – повапленные гробы, редко-редко мелькнёт человек. Я и сам гроб повапленный… Вслушайся: ведь все хрюкают!
Оглядев снисходительно столики по соседству, Хлыщ хрюкнул, что, мол, действительно, все недоделки, клёвых людей недостача, то есть у этого ткань на брюках отстой, у той – причесон не фирменный. Сам он – Хлыщ – гляньте-ка: туфли, брюки, носки соответственно, безупречный прикид! Стиль ремня, воротник… нет, можешь назвать в нём какой-нибудь недотяг? Он хрюкнул официанту; доставлены были вина.
Последовали откровенья вроде того, что тоска пошла жуткая, все визжат: друзья на работе по внешности – класс, а законтачишься в разговор – свиньи свиньями; у начальника выхлопатываешь отгул, а он, свин, отхрюкивается… Хоть с женой советуешься – хрю в ответ.
Скептик долго внимал, заткнув уши пальцами, чтоб не резало слух; наконец, подскочив, прервал:
– Хватит! Мне всё обрыдло. Я подчиняюсь особым законам и не желаю мешаться, хрр… – Он смолк и, взглянув на Хлыща, побледнел, как смерть; не прощаясь, выбежал из кафе.
В переулке валил густо снег. Скептик так был сражён случившимся, что забыл свой обычай поглядывать в окна, чтоб подвергать увиденное анализу.
Он захрюкал. Хрюкает! Он такой же, как все! Усмехнись он с критическим превосходством – а его доводы прозвучат «хрю-хрю»… Он стащил с себя шапку и участил шаги, чтоб холод утишил пламя, коим он сделался. В сквере группа молоденьких хрюкачей, перетаптываясь под маг, выпивала. Скептик давился слезами, мысля, что он – как они. Нет различий и ни на йоту приоритета. «И я свинья, вроде их!» Вдруг тополь, каких в Москве уйма, сдвинулся с места дать ему оскорбительного пинка.
Потрясённый вконец, дома Скептик, свалив философские книги в угол: Лейбница, Н. Кузанского, Лиотара, Бердяева, Бергсона да Пиррона, – стал читать детективы, подготовляясь к свинскому состоянию.
Он, на службу придя раньше всех, проскользнул в свой отдел, сел за стол. Прибежала Трещи Какпредписовна, журналистка, писавшая для правления Общества тексты докладов и резолюций. Прямо с порога она расхрюкалась оживлённо. Скептик встречал её вымученной улыбкой и вялым жестом.
– Хрюйя! – вела она, что-то спрашивая.
Он сделал вид, что не слышит.
– Хрюй! – Она отдала ему текст, что значило: просит проверить, прежде чем отнести руководству.
Навстречу большому событию, – было в заглавии. Дальше
