кулаками,полными слабоумного прилежанья
и радостной памяти войн.
В ночи нет следователя. И
подследственного – нет.
Агента справедливости,
спешащего вслед моим шагам
в пустынном переулке или вдоль парапета
над холодною рекою,
в которой только фонари полощут свет.
Кодекс причастности,
как и законы притяженья,
случайная мелодия затрет.
Здесь длится ночь
полгода – каждый год.
Меж (дальше некуда) какой Европы зданий
плутает некто – чужестранец,
обходя бочком не разделявших
ни его грехов, ни покаяний —
и слыхом не слыхавших о таком?
Для них – не стоящим вниманья пустяком:
он жив? он мертв? он здесь? он далеко?
На гору Мория он не полезет сам.
Отчет о том, как прожил годы,
в клочки! И по ветру – и отлетают к небесам —
порхать над родиной чужой свободы.
Когда бы ты меня не удержал,
то я бы путь спокойно продолжал
по направлению (в конце концов, что может здесь
произойти?)…
Шел, чтобы к вечеру границу перейти.
Вергилия не пригласивши конвоиром,
авось и потерялся бы в ночи;
далеко-далеко за этим миром
под псевдонимом… И – ищи-свищи…
Айда в Возможное! Оно открыто.
Без тяжести в ногах, недвижности гранита —
пойдем вслед дню, сошедшему во тьму.
Пойдем! Без всяческих «зачем?» и «почему?».
Пусть нет благословения тебе,
но нету и проклятья на судьбе!
Здесь в моде песенка, мотив ее хорош,
а в ней рифмуется и стоит медный грош:
амур-тужур, дружок, амур-тужур…
Ворота распахнутся, задрожат!
Войдем. Одна средь многих – госпожа
стоит в толпе, одна освещена
она багровым отсветом печей,
в которых этой Ночью-Всех-Ночей
пекут хлебы Таинственных Вещей.
Ибо там,
там привратник спал у порога
и поэтому – нараспашку
были ворота.
За железными створами их —
дорога
в города и ночи
иного рода.
Именно там, где сияют люстры,
мелькают рожи —
там безымянный этот архипелаг
и расположен,
там – в зияньи меж местом и временем.
И книга у края стола.
Но тоже не любопытствуй, прохожий!
Остановиться —
и книга захлопнется
на самой нужной странице:
книга закрыта…
Рука сжата в кулак.
Именно отсюда и исходят
самые совершенные
легенды о грехах наших
и прегрешениях,
увлекательнее которых нет на земле…
Рука, так и не прикоснувшись к ним,
отдернется.
И бессильно уляжется на столе.
Святая Земля. Караванный «Путь голода»,
марева
