ладно, – ехидно сказал Володя. – Небось еще государственные экзамены ему придется сдавать и после третьего, выпускного, и после шестого курсов…»
«А, почему третий курс называется выпускным?» – поинтересовался Всеволод Петрович.
«Да потому, что после третьего курса студент не только вплотную приступает к изучению медицинской профессии, но и практика у него начинается врачебная. Если до третьего курса Люба, к примеру, прошла практику санитарки, медицинской сестры, то после третьего четвертого курса она будет уже практиковаться как врач, по всем врачебным дисциплинам: начиная с общей терапии, и кончая психиатрией…»
«А, ты, Володя, какой специальности будешь?»
«Я – психо-фармаколог…»
«То-то я не могу представить тебя ни с фонендоскопом, ни со скальпелем…»
«Ну, это Вы зря, Всеволод Петрович… психо-фармаколог должен быть и хорошим терапевтом, и хорошим хирургом, и, вообще, врачом самого широко профиля! Только поэтому он может разрабатывать лекарственные препараты, и препараты для профилактики самых различных заболеваний! Володя недавно доказал, что он не просто хороший врач, он – гений!..»
«Да ну? – недоверчиво воскликнул Всеволод Петрович, пристально глядя на Володю, который при словах Сережи слегка порозовел, – и что он такого гениального изобрел для медицины?»
«Уникальнейшие советские препараты для профилактики и лечения многих нервных расстройств и заболеваний, и очень необходимых в комплексном лечение прежде всего сердечных болезней…»
«А как называются эти лекарства? Куплю на всякий случай, а Володя даст мне на их коробочках автографы…»
«Феназепам и пиразидол… А, что касается его автографа, то каждый, кто открывает коробочку этих лекарств, получает Володин автограф… инструкции к ним написаны и подписаны Володей!»
«А как твоя фамилия, друг мой?» – уже без всякого ехидства, а скорее даже с каким-то не свойственным характеру великого тигролова, подобострастием, сказал Сысоев. «Дурного… не от слова „дурак“, а…»
«Не продолжай! Хорошая и знаменитая русская фамилия… Я знаю историка, литератора и актрису Мариинки – 18-го века, Дурново…» – внезапно повисла пауза. Все не только замолчали, а словно оцепенели: кто с бокалом «грушевки» у губ, кто – с вилкой соленых грибов… Потом все зашевелились, поворачиваясь к Володе… Все, кроме Любы. Она не отрывала глаз все время от Сергея…
«Сегодня все женщины – твои», – шепнул на ухо Володе Сергей.
«И обе Любы…»
«Баба Люба – возможно, тоже внимательно слушала, что я о тебе говорил… А, вот Любонька… прости, не отдам!»
«Да она и сама не клюнула твои басенки, не открывает взгляд от тебя!»
«А ты знаешь, друг, я, кажется, первый раз влюбился… Никогда не чувствовал то, что ощущаю, просто думая о ней! Я чувствую ее… запах! Запах моей женщины…»
