и спросит. И накажет. Да так накажет, что мне потом и наказывать уж вроде как непозволительно. Да и наказание моё для виновного раем будет, по сравнению с тем, как Фёдор Михайлович наказывает за убийство. Потому что убийство – это тел уничтожение. А все тела ему принадлежат. А мне – только души людские. А дух человека пока ничей. Вернее, чей… – хитро так произнёс Иван Иваныч. – Дух человека пока что самому человеку и принадлежит. За него и идёт у нас сегодня главная битва.
Знаешь, что такое дух человека? Дух человека – это то, что и есть смысл его и смысл жизни его, что определяет высшие цели и самые грандиозные мечты человека. Вот что такое дух человека. И вот если в этой войне мы победим, то считай, что нам принадлежит тогда вся Вселенная. Вот тогда только и можно будет по-настоящему расслабиться. А сегодня расслабляться никак нельзя.
Духом человек крепок, душою и телом слаб и мёртв. Не он над телом и душой хозяин, но тело или душа над ним. Не потешит тело своё человек вовремя, не испытает положительные эмоции, так и не человек уже. А Фёдор Михайлович и я тут ему и поможем. Фёдор Михайлович своё подсунет, а я своё. Равновесие пока что между нами. Так было и раньше, так есть и сейчас.
Не Фёдор Михайлович сегодня войны на Земле начинает. Войны эти ему самому поперёк глотки. Их дух человека начинает. Тела – это не звери, не животные, как их путают некоторые учёные сегодня. Животный мир – осмыслен и целеустремлён. Животный и растительный мир ведёт напряженную работу в деле воспитания духа. – Иван Иваныч снова задумался, вспоминая прошлое, – мы ведь не сразу с Фёдором-то Михайловичем поссорились. Даже после того, как меня, как абсолютную идею предпочли люди, и когда все их души оказались у меня, даже тогда мы ещё некоторое время в добрых отношениях были. И когда увидел он человека, преображающегося под меня, то сперва обрадовался, он-то, паразит, всегда знал, что и душа человека смертна и во многом зависит от тела. Но промолчал. Думал, что я так и не узнаю, а он втихую дух человеческий и возьмёт себе. Обрадовался тому, что я в неведении был. Носился как угорелый взад и вперёд, не знал, чем от радости своей мне угодить. Но потом, когда осознал, что и я всё знаю и к духу человека прицениваюсь, вот тогда ему хреново-то и стало.
Он ведь когда стал хозяином над телами, думал, что я не на вечную жизнь посягаю человека, а только радость хочу в души людей вселить. А когда узнал, что ничего этого не будет, что и радости я людям не дам, и что ещё и на вечное рабство хочу человека к себе забрать, очень рассердился. Рабовладельцем меня назвал. Идиот. Он думает, что только он хочет быть хозяином во Вселенной. Шиш ему, – Иван Иваныч подсунул под самый нос Стефана здоровенный кукиш, – с маслом. Вечен только дух его, а душа и тело – это инструменты творчества на короткий период. А человек рано или поздно всё равно окажется у кого-нибудь из нас в рабстве. И либо он будет у меня, либо у Фёдора Михайловича. Третьего не дано.
– А почему
