один день было продано десять тысяч талонов.
Через две недели Чугунов вынужден был переехать в Швецию из-за непонимания городскими властями и рэкетом его демографической политики.
P.S. Через десять лет независимыми экспертами был отмечен локальный феномен долгожительства в части Смольнинского и Дзержинского районов.
Черный кадиллак
На Малой Садовой у «отдела заказов» иногда стоит черный кадиллак. Стоит и стоит себе. Совсем бесхозный.
Но люди знающие приходят сюда и трепетно дожидаются очереди. Потому что, когда ты садишься на заднее сидение и захлопываешь дверцу, то тут же оказываешься в Нью-Йорке, угол 42 улицы и 6 авеню. Красивое место!
Откуда появляется черный кадиллак – неизвестно. Есть какое-то предположение, что его Чугунов присылает. Но нет. Это не Чугунов. Чугунов прислал бы мерседес, это его любимая машина. Это во-первых. Во-вторых, Чугунов Нью-Йорк терпеть не может. Так что это не Чугунов. Это – самый настоящий таинственный черный кадиллак.
200 лет Льву Толстому
Конечно, не двести. Лев Николаевич Толстой родился 28 августа (9 сентября) 1828 года.
Меня всегда бесила эта привычка: не делать как все, а потом исправлять. Кому понадобилось сохранять этот чёртов старый стиль, если доказано на пальцах, как дважды два – Земля накопила ошибку! Что тут непонятного?
Что, неодушевлённое тело не может накопить ошибку? А кто сказал, что Земля – неодушевлённое тело? она пишется с заглавной буквы! Может быть, Земля – это такая небесная корова, которая пасётся в нашем углу Млечного пути. А мы – крошечные микробы на её боках. Размышляем о Боге, не подозревая того, что наш Бог – это Земля. И ей совершенно начхать на наши существования. Если даже мы взорвём все свои грозные атомные бомбы, бурёнка только пёрнет от неожиданности.
И здесь, на этом вираже мысли, надо сделать одно из двух: напиться или думать дальше. Дальше, естественно, возникает пастух данного Млечного пути. Пастух, играющий на свирели за пределами наших телескопов. И это утешает. Дальняя перспектива всегда утешает. Кажется, что там тебе есть чистый и уютный уголок, там младшие сёстры о чем-то оживленно галдят поутру, там мама приходит с мороза, там папа на работе. Всё-таки лучшее, что придумал человек в философии, религиях и литературе – это многоточие…
Однако Лев Толстой объявлен. Ему двести лет. Нет, сто семьдесят семь. Но это немного. Немного. И хотя он болел печенью, сидел на диетах, но образ жизни писателя был очень здоровый. И не случайно он Чехову признавался о похотливых своих мучениях. Здоровье надо иметь для похоти. Так что сто семьдесят семь лет это не так много. К тому же имея небывалую в истории литературы прижизненную славу, миллионы почитателей таланта, он мог стать объектом всего научного мира в качестве пациента. Они могли бы объединить все свои усилия – Мечников, Сеченов и молодой академик Нобелевский лауреат Павлов –
