о помощи.
Снэфрид вновь ощутила на плечах тяжесть кольчуги. Вместе с преданным Рагнаром и другими ярлами она повела войска на защиту ненавистного ей города.
Ее стрелы пронзали врагов, рука привычно держала щит, отражая все новые удары. Вскоре войско Снэфрид начало теснить данов, и она искала случая в суматохе пустить стрелу в рыжеволосую девушку, которую давно заметила на стене среди защитников Руана. Однако ее намерение, похоже, предугадал Ботольф Белый – верный конунгу старый ярл, находившийся в то время в городе.
Спрашивается, какое дело Ботольфу до рыжей христианки? И тем не менее он почему-то взялся оберегать Эмму. Ботольф наблюдал за Снэфрид, и та это чувствовала. Пришлось ей оставить рыжую в покое, решив, что время еще придет. Не всегда же старый медведь Ботольф будет крутиться в Руане! Он властитель города Байе и скоро уедет. А пока Снэфрид, решив оставаться вне подозрений, возглавила погоню за отступавшими к морю данами. Рагнар без раздумий последовал за ней и не раз рисковал жизнью, прикрывая ее собой во время кровавых абордажных схваток. Снэфрид была благосклонна к нему, сама перевязывала раны, но не допускала ни малейшей вольности с его стороны. Рагнар был ей еще нужен, а Снэфрид взяла за правило не оставлять в живых никого из мужчин, с кем она порой утоляла нетерпение плоти. Она потчевала их ядом, убивала во время сна или поступала как с Ормом. Немой великан был единственным, кого не постигла смерть. Рагнар же был слишком своеволен и непредсказуем.
Снэфрид вернулась в Ротомагус незадолго до прибытия Ролло. Атли встретил ее с великими почестями, устроив пир в ее честь. Даже епископ Франкон был вынужден велеть ударить в колокола при въезде Снэфрид в город. На пиру Лебяжьебелая сидела выше всех воинов и предводителей, однако в душе ее царил мрак – из-за рыжеволосой франкской девицы. Она чувствовала себя оскорбленной ослепительной красотой юной Эммы, с ее осанкой прирожденной властительницы. Отложив баранью кость, которую она усердно обгладывала, Снэфрид наблюдала из-под опущенных ресниц, как эта девушка изящно ест, беря мясо самыми кончиками пальцев, как с аппетитом, но без жадности пробует каждое блюдо, как ополаскивает руки в чаше с душистой водой, которую держит прислуживающий ей мальчик.
В груди Снэфрид взметнулась волна бессильной ненависти. Она решилась. Она сжалась в комок, подобрала колени, вызывая в себе тупую, разрушающую силу, после которой придется несколько суток в полном кошмаров оцепенении провести в постели. По вискам ее заструился пот, руки, державшие кубок с чистой водой, задрожали. Снэфрид не отрываясь смотрела на воду, и та вдруг стала исходить тонким паром, подрагивать, словно должна была закипеть. И тогда поверх золоченого края кубка она коротко взглянула на Эмму. О, это сладкое мгновение!
Девушка уронила чашу с вином и схватилась за ворот, задыхаясь. Глаза ее сначала расширились, потом закатились, блеснули белки, и, хватая воздух, она стала падать на руки Атли, испуганно подхватившего ее.
И
