а затем полоскала их в теплой розовой воде с уксусом, чтобы они блестели, как серебро. И когда она выехала верхом навстречу возвращающемуся из похода Ролло, никому бы и в голову не пришло, что это та бессильная, утомленная походом и измученная болью женщина, которую Рагнар Датчанин несколько дней назад доставил из Руана…
Снэфрид вздрогнула, услышав стук открывшегося от ветра ставня. Ветер усилился и теперь неистово завывал, срывая черепицу с крыш. Женщина, озябнув, поднялась с ложа. В комнате было темно – время зажигать свечи. Да и пора узнать, привела ли нищенку старая Тюра.
Снэфрид хотела было закрыть ставень, но ее внимание привлек отдаленный шум, доносившийся со стороны города. К обычному перезвону колоколов в церквях христиан теперь примешивались хриплые звуки рогов. Город сиял огнями.
– Что там происходит? – пробормотала Снэфрид.
Раздался негромкий стук в дверь. Снэфрид улыбнулась: это робкое, едва слышное царапанье могло принадлежать только силачу Орму, ее слуге и любовнику.
Когда она открыла, они обменялись взглядами, и гигант накинул ей на плечи темное покрывало. В усадьбе стояла тишина, огонь горел лишь у ворот, на сторожевой вышке маячила тень стражника. По двору, дабы никто не смел ни войти, ни выйти, бродила гигантская пятнистая кошка – леопард. Зверь уже дважды набрасывался на слуг, и его боялись не меньше самой хозяйки поместья. Даже вооруженные стражники не решались спускаться с галереи над воротами, когда Орм выпускал из клетки этого хищника.
Зверь потерся о ногу Снэфрид, словно ручной котенок, и глухо замурлыкал. Лебяжьебелая приучила его брать пищу из ее рук. Кроме нее, хищник признавал только Орма, который чистил клетку и кормил его, когда хозяйке было недосуг.
Оставив зверя во дворе, Снэфрид стала спускаться в подземелье по выщербленным ступеням. Здесь царил полный мрак, пахло плесенью, но Снэфрид шла уверенно. Орм же отставал, оступаясь на старых камнях. Его всегда поражало умение госпожи ориентироваться в темноте. Но вскоре впереди, за дверью у входа в крипту, стал угадываться свет.
Сейчас уже ничто не напоминало о том, что здесь была подземная молельня христиан. В слабом свете коптящей лампы по углам виднелись толстые колонны, поддерживающие полукруглый свод. На стенах еще остались неясные следы росписи, правда, лишь под самым куполом, так как внизу краска облупилась от сырости. Бородатый Бог Отец с нимбом и греческим крестом над головой осуждающе глядел на пришельцев близко посаженными византийскими глазами.
Теперь это место было избрано женщиной, слывущей ведьмой, для своих тайных и нечистых дел. На поставцах вдоль дальней стены стояли черепа людей и животных – лошадей, клыкастых кабанов, длиннорогих туров. На вбитых в свод крюках висели высушенные тушки летучих мышей, некоторые просто-таки чудовищно огромные, с мордами выходцев из преисподней. Комки белой глины на широком столе, чучело филина, какие-то кости, а еще ножи – из лучшего металла, сверкающие, как драгоценности,
