друг друга только губами, потом он, целуя, обнял меня, а я, прячась от своего стыда, попыталась спрятаться в его объятиях. Спрятаться мне не удалось. Наши губы расстались. Он обнял меня под попку, поднял, прижал к себе и снова стал смотреть на меня влюбленными глазами. «Что ты делаешь?» – прошептала я. «Только тихонько, любовь моя. Не разбуди никого», – еще тише ответил он. Переложил меня на одну руку, пальчик другой приложил себе к губам, призывая меня к молчанию, и занес, прижав к себе, в купе…
Оля виновато подняла на меня глаза.
– Паш, ты прости, что я так подробно рассказываю. Это я рассказываю, чтобы ты понял, как на самом деле было, чтобы ты все узнал, а лишь потом судил.
Я лишь молча взял Олину руку и поцеловал ее запястье. Она испугано вырвала ладошку и положила себе на коленку. Пальчики ее дрожали.
– В купе было совсем темно. Это меня почему-то успокоило. Темнота спрятала меня от моего стыда. Я стояла и дрожала. Дрожали мои ноги, что-то сладко дрожало у меня внутри и млело в груди. Чтобы не было так страшно, я зажмурилась. Кроме темноты были только его руки, гладящие и сжимающие мои груди и губы, целующие мою шею. А потом остались только руки, снимающие мой халат. Ладони, медленно стягивающие с меня трусики. А я стояла, как в ступоре. Да что я вру! Я замерла, но сама поднимала ноги, когда он снимал с меня трусики. Я же помню, как щекотно было, когда они скользнули у меня сначала по левой, а потом и по правой пятке. Или это он поднимал мне ноги? Не помню. Я стала дрожать еще сильнее, когда поняла, что стою посреди купе совершенно нагая, а к моей спине прижимается горячее мужское тело. Стыд просто захлестнул меня, когда я почувствовала, как между ягодиц ко мне прижимается твердый мужской член. «Артем…» – прошептала я и замолчала, чувствуя, что говорить уже поздно и отменить то, что будет, уже нельзя. Это подтвердили и его губы, которые опять стали целовать мою спину, и руки, мягко, но решительно, укладывающие меня в постель. И я, Пашенька, покорилась его настойчивым рукам, жадно сжимающим мои груди и гладящим меня везде. Его губам, целующим меня там, где у меня стало сладко пульсировать. Телу, которое легло сверху на меня и прижало меня к постели. А потом и горячему члену, продавившемуся в меня и начавшему ритмично двигаться внутри меня, не обращая внимания ни на мой стыд, ни на мой страх…
Оля смотрела на меня потемневшими глазами.
– Он двигался, так как я люблю – не быстрее и не медленнее. Он двигался во мне так, как я люблю – чуть подцепляя и скользя по верхней части свода. Он двигался по мне так, как я люблю – придавливая грудь, прижимаясь телом, скользя животом по моему животу, подцепляя сосочки волосами на груди. Он входил в меня так, как я люблю – до упора, сталкиваясь лобками и еще скользя немножко лобком по моему лобку, а в конце шлепая меня яичками. А еще мы целовались. Я целовалась, закрыв глаза от смущения и стыда. А потом целовалась, потому что я улетела. Я опять летела рядом с луной. Это луна целовала меня и ласкала лучами.
