случилось, и за то, что не попросила у тебя разрешения, и за то, что соврала потом тебе. Если не простишь – я тебя пойму.
– Мне не за что тебя прощать, – прошептал я ей на ухо, баюкая ее. – Как бы ты у меня разрешения спросила? Да и разве ты могла удержаться в той ситуации?
Пробегающая мимо роща зеленым калейдоскопом пронеслась в глазах Оли.
– Нет, – покачала она головой. – И даже мои теперешние заверения, что смогла бы, ничего не изменили. Я там была уже другая. Совсем другая. Я меняюсь, когда на меня так смотрят, и когда у меня внутри такие желания. Ведь когда у меня сладостно запульсировало от его взгляда, уже тогда в глубине души я поняла, что все обязательно будет. От такой смеси запретного и желанного у меня так заныло внизу живота, что я даже бедра сжала и коленки. Я стеснялась это чувства, мое сознание пряталось от этого понимания, но от этого желание становилось еще острее. Удержаться я бы не смогла. И это мучает меня. Сейчас мучает. Тогда же я об этом не думала. Я забыла, что я жена, или, может быть, это стало для меня тогда неважно.
– Раз тебе этого хотелось, значит, тебе это было нужно. Наверное, это твои прошлые мечты так расстаются с тобой.
– Паш, это была словно не я! Это мое тело захватило власть надо мной. Это оно схитрило. Ему все разрешили в отпуске, а оно убедило меня, что поездка домой – это еще отпуск, поэтому еще можно!
– Оль, ну что ты так расстраиваешься. Я же тебе все разрешил.
– Пашенька, но ведь это неправильно. Я ведь даже влюблена не была. А ты не прогоняешь и не наказываешь меня, хотя меня нужно и наказать, а может даже и прогнать.
Я гладил шелк Олиных волос и молчал.
– Признавайся, давай! – Оля дернула меня за ладошки, потом обняла меня и легонько толкнула меня животом и грудью, – я же тебе призналась в таком, в чем никогда не собиралась признаваться. Признавайся, почему ты даже за такой ужасный проступок, так реагируя на него, как сегодня утром, не обижаешься на меня и почему считаешь, что меня не за что прощать. Ведь я стала уже получать удовольствие. Цель, почему мы решились на такое, достигнута. Почему тогда?
– Оленька – выдохнул я, – ты столько лет была в тюрьме своего тела. В замкнутом коконе, который не давал тебе наслаждаться жизнью. В коконе, который ранил тебя. А ты мечтала о любви. У тебя же там столько нереализованных мечтаний и желаний. А мечта, если она остается бесплодной мечтой, она же ранит душу. Если у бабочки оказывается слишком твердый кокон, то она либо задохнется внутри, либо вырвется, но изомнет свои крылышки. Так и у тебя, только у тебя помяты не крылышки, а изранена душа. Хорошо, что она не задохнулась и все же вырвалась. Но душа твоя изранена бесплодными мечтаниями и нереализованными желаниями. Они, как занозы, продолжают ранить твою душу. Самый лучший способ вылечить такую душу и избавиться от этих заноз – это очень бережно позволить мечтаниям сбыться, а желаниям осуществиться. Тогда они уйдут и перестанут ранить и мучить.
Оля обнимала меня, смотрела мне в глаза своими широко раскрытыми
