конечно… – Максим вспомнил рассказы кузена Авраама об Израиле, – никто нас на Средиземное море не повезет. Рейху нужна рабочая сила. Отправят на немецкие заводы, или польские предприятия… – куда бы их ни отправили, Максим туда доезжать не намеревался.
Поверка почти закончилась, люди бросали взгляды в сторону каменной пристройки, где помещалась лагерная кухня. Гриша, углом рта, сказал:
– Сейчас вечерние бочки выкатят, с водой, с баландой… – сквозь колючую проволоку виднелась проселочная дорога, к деревне:
– Машина какая-то… – Максим насторожился, – начальство, что ли, едет… – по опыту лагерей, Волк знал, что визит начальства ни к чему хорошему не приводит:
– Встань за мою спину… – велел он Грише, – и не высовывайся… – фельдшер подчинился. Волк приказал соседу:
– Что рот открыл, помоги парню… – боец с дизентерией, казалось, не понимал, что происходит вокруг. Бледные губы двигались:
– Мама, мамочка, больно… – мальчик плакал. Максим стиснул зубы:
– Потерпи немного, сейчас в барак вернемся… – черный, закрытый мерседес остановился. Максим разбирался в нашивках вермахта:
– В охране никого выше фельдфебеля нет. Но это не вермахт… – на рукаве мундира блестели эсэсовские молнии. Высокий офицер, с отличной осанкой, прислонившись к капоту, разглядывал ряды молчаливых, истощенных людей. Щелкнув зажигалкой, он наклонился к машине.
В черном, начищенном сапоге играло солнце:
– Не верю, – сказал себе Волк, – не может быть. Это не товарищ комбриг… – в ноябре прошлого года он прочел в «Красной Звезде» о подвиге летчика-истребителя, полковника Степана Семеновича Воронова, пошедшего на таран подводной лодки:
– Героизм и самоотверженность большевика, товарища Воронова, спасли жизнь советских моряков и пехотинцев. Товарищ Воронов заслуженно носит высокое звание Героя Советского Союза… – товарищ Воронов носил полевую форму вермахта, без погон и знаков различия. Каштановые волосы были хорошо подстрижены. Волк заметил на холеном лице мелкие царапины:
– Он брился недавно… – Воронов не выглядел истощенным, – почему он в немецком мундире? Он служил в НКВД. Может быть, его забросили за линию фронта, для разведывательной работы… – визитеры, медленно, обходили ряды.
У эсэсовца были пристальные, ледяные, глаза. Он похлопывал себя стеком, по хорошо скроенным бриджам. Волк, невольно, постарался лучше закрыть Гришу спиной. Над крышами бараков кувыркались ласточки. Охранники, с автоматами, почтительно сопровождали гостей, отступив на несколько шагов.
На Волка повеяло сандалом:
– В первый раз я его так близко вижу… – понял Максим, – одно лицо с товарищем комбригом. Но глаза у него другие… – лазоревые глаза остановились на лице Волка. Воронов, безучастно, рассматривал военнопленных. Наконец,
