style="font-size:15px;"> – Пойдём, мой сладкий, я тебе компотик сварила, лапусичек мой, – пропела молодая бабушка, обнимая сладкого и покидая веранду. На пороге она задержалась и, окинув взглядом дочь, процедила:
– Я же просила – оденься как человек.
Лера опустила голову. Вечно она придирается. Ну как, как может одеться человек для поездки в деревню, да ещё и в полудохлом автобусе с пекучими сковородками вместо сидений? Лера сбросила на веранду туфли, полные песка, и наконец зашла в дом босыми ногами. Над головой громыхнуло:
– Донечка!
– Папа, папуля, с днём рождения тебя, – пролепетала Лера и прижалась к богатырской груди главного мужчины её жизни.
– Пойдём, милая, – сказал отец, увлёкая в гостиную свою дочь, босую, пыльную, в клёш-юбке до пят и стройотрядовской ветровке, на воротнике и груди которой красной эмалью и кипящим золотом горели советские значки.
Благоухание роз разливалось по всей гостиной. Королевские цветы были повсюду: над камином – плоская корзина с розочками, на столе в прозрачной вазе – мамины чайные, на скатерти – вышитые будто из живых ниток. Лера с наслаждением вдохнула аромат и задержала дыхание.
– Вот, Валерий Леонидович, представляю, ваша тёзка, моя дочь – Валерия Николаевна Дятловская, – сказал отец, обращаясь к незнакомцу, выходящему из-за стола. Незнакомец молча улыбнулся глазами. У Леры от его взгляда похолодела спина, и она, как в детстве, прижалась к папе. Отец поцеловал макушку дони и продолжал:
– Она работает в моём институте, молодой специалист, математик с красным дипломом, освоила персональный компьютер. Я так горжусь, очень. – Из глаз отца едва не покатились слёзы.
– О! – сказал незнакомец, продолжая улыбаться глазами и приближаясь. Лера затрепетала, чувствуя, как рождается гейзер в глубине её тела и пробивает толщу понятных ей правил и устоев. Гейзер разбрасывает камни приличий и рвётся к источнику невероятной мужской силы, чтобы слиться с ним в одно море.
Источник невероятной мужской силы, которого звали Валерий, ввернул подходящие случаю слова, отчего профессор с удовольствием пожал ему руку и просиял. Лера не поняла ни слова, но для приличия выдавила улыбку и ещё сильнее прижалась к отцу, чувствуя, как под шатром её нелепой юбки подгибаются колени. Сердце жгло, впервые в жизни.
А гость пробовал на вкус слабость молоденькой, похожей на ребёнка женщины, разглядывая её босые ступни, высокие в подъёме, растрёпанные волосы такого же платинового цвета, как у отца, грудь, упакованную в брезент студенческой куртки.
– Представляете, он уснул. У меня на руках, едва успела раздеть. – На сцене вновь появилась Катерина Аркадьевна, спокойная, шикарная в новом платье, словно сотканном из воздуха. Лера встретилась взглядом с мамой и тут же сбежала – вверх по лестнице, в спальню родителей, а к её спине, как новый значок, прилипло мамино отвращение к стройотрядовской куртке. Отвращение, которое
