Хочет, чтобы я умной была. А я глупая. Вот, она и сердится. Дурь выбить хочет…
– И не может! – поддакнул Рыжик. – Вы б знали, как она сечёт её. Дюже! А Прошка и звука не издаст. И всё-то к мачехе с почтением. А, когда та особенно лютует, так прячется от неё. Ребята наши с нею тоже не водятся. Смеются.
– Хорошие вы ребята, добрые! – усмехнулся Кирилл. – И не стыдно? Нельзя над человеком смеяться!
– А если смешно?
– И тогда нельзя. Нельзя унижать человека, причинять боль ему ни за что. Если ты этого не понимаешь, то ты – трус, слабый человек.
– Я трус?! – вознегодовал Рыжик. – Да я в лес один идти не побоялся!
– Не храбрость то, а безрассудство. Сила человека измеряется тем, как он относится к другим людям. Кто жесток, кто чинит несправедливые обиды, тот слаб.
Рыжик замолчал и задумался.
– А, вот, и деревня! – вскрикнула Проша, показывая рукой вперёд. Дорога здесь шла вверх, и на склоне видны сделались белые с соломенными крышами хаты.
– Слава Богу, – облегчённо вздохнула Любава, чувствуя, что тело её уже заныло от усталости.
Когда путники поднялись до середины склона, из деревни высыпали люди. Какая-то румяная и дородная тётка бросилась им навстречу с криком:
– Егорушка! Сыночек! Нашёлся!!!
Княжна спустила мальчика с плеч и передала его матери:
– Принимай чадо, мамаша.
– Спасибо вам, хлопчики! – поклонилась тётка, забирая сына.
– Ты уж не ругай его, тётенька, – попросила Проша.
– Теперь не буду, а поправится – выпорю, чтоб мать больше не пугал, – пообещала тётка и добавила, обращаясь к путникам: – Вы за мной ступайте. Я вам творожку дам, сухариков в дорогу… Далеко, пойди, идёте-то?
– В Киев-град, – ответил Кирилл.
– В Киев-град… – протянула тётка. – Вот, и братец мой туда года два назад отправился. Ему, вишь, в нашем селе дюже скучно и простору мало! Отцы наши, деды жили – им хватало! А ему – мало! Забрал шубу свою да табак и в Киев! Только его и видали… Хотя, сказывают, Киев – город красивый. Монастыри там… Дюже красивые! Такие, что глаза слепнут от такой лепоты. Как думаете, хлопчики, верно ли люди говорят, али брешут? Мне б только одним глазком на красоту эту полюбоваться – на всю жизнь хватило бы!
– Я в село не пойду, – сказала вдруг Проша. – Мачеха нынче дюже сердится…
– Ты вечерком загляни ко мне, – сказала тётка. – Я тебе что-нибудь поесть дам.
– Спасибо, тётенька, – ответила Проша и свернула с дороги.
Дом Марфы Кондратьевны, как звали маму Рыжика, располагался посреди села. У ворот плетёной изгороди бродили белые козы, в небольшой канаве грелись на солнце два упитанных поросёнка.
– Ладное у меня хозяйство, хлопчики? – весело улыбнулась хозяйка.
– Такое хозяйство – глазу радость! – кивнула Любава.
– Ну, то, смотря, чьему глазу. Вот, сосед мой, Филька – эким чёрным глазом на него косится, аж жуть пробирает! Зависть его гложет. А чего завидовать? Мой муж
