бы Нину Ложкареву увидеть.
– Так это ж я. – Герман вздрогнул и обернулся. Над ним нависала полнотелая фигура уборщицы. – Я Ложкарева, – повторила она. – Шо надо?
Герман, поминутно извиняясь, пересказал ситуацию. Нинка тут же свернула уборку. Пока она одевалась, Герман высмотрел в витрине магазина сверкающие бусики и прикупил их. Как-никак случай особый!
Шли недолго. В одиночку Герман тут же бы заплутал. Собственно, он так и не запомнил виляющей тропинки к жилищу Ложкаревых.
В балке было тепло и уютно. Пахло наваристым борщом.
– Раздевайся, – бросила гостю на ходу хозяйка дома и зашагала в глубь комнаты. Заглянув за занавеску, она тут же обернулась. Лицо ее выражало ярость. Оперши руку в крепкий бок, она пальцем кого-то поманила:
– А ну, подь сюда!
Из-за ситцевых шторок вылезал Толик. Понурый, жалкий и беззащитный. Тем тяжелее показался Герману хохлушкин кулак, обрушившийся на провинившегося супруга. Бедняга, увертываясь, только оправдывался:
– Я ж говорил тебе о второй «полярке»… Подумаешь, друга пригласил… баньку сообразим…
Недолго думая, Ложкариха подхватила муженька за грудки и встряхнула:
– Вот тебе за брошенного друга, вот тебе еще одна «полярка», а вот тебе и банька!
И метнула ошалевшего мужа в дверь сбоку. Дверь раскрылась, и Толик нырнул в проем банной комнаты. Только задвижка внутри щелкнула. (Да, не прихвастнул Толик насчет встроенной в балок бани. Лишь умолчал, что нередко служила она ему и местом надежного укрытия.)
На переговоры с обиженным супругом Ложкариха много времени не тратила. Доносившиеся из-за двери угрозы ее мало трогали. Между делом она шустро накрывала стол, громыхая кастрюлями и сковородками. Нарезала сало, чистила чеснок, отбивала курицу. На спиралевой плитке все время что-то булькало и шкворчало. Герман не мог оторвать глаз от ловких рук искусной поварихи. С каждой минутой его охватывал азарт аппетита предстоящего ужина.
Невообразимые запахи съестного наконец-то проникли и в баню. Лежать на твердой полке своего вынужденного убежища Толику стало невмочь. Сердце его, а еще раньше желудок защемило. Забыв обиду, он вышел на мировую.
Гуляли весело. Ложкариха ласково прижимала к своей груди голову супруга. Поглаживая густые кудри, освобождала их от банных листьев березового веника. «Золото ты мое самоварное…» – певуче тянула она и чмокала его в макушку. Разомлев от сытной еды, горилки и внимания, Толик блаженно улыбался.
Так и осталось неизвестно Герману, чего смотался Толик от магазина. Зато случай вынужденного знакомства с его супругой сыграл в его дальнейшей судьбе немаловажную роль. Молодой холостяк в корень изменил свои представления о будущей спутнице жизни. Через четыре года (наконец-то!) встретил он женщину своей мечты и женился… на хохлушке Соне.
Она Ложкарихе уступила лишь самую малость: ее кулаки были не столь тяжелыми.
