и впервые за время отсутствия в Кройдане я слышу, как Сорка внутри меня радостно приветствует Братца – мужского симбионта настоящего навья женского пола – встряхивая мою память. Сорка! Неужели только присутствие рядом не живущей пробудило ее? Сколько раз Алеся вкладывала в наволочку моей подушки веточки березы, но симбионт наотрез отказывалась обозначить свое присутствие, а сейчас заполняет мое тело, толкая навстречу девушке.
…Жестокий мир Кройдана обязан вручить волку при рождении три подарка: имя, душу и сущность. И Макошь внимательно всматривается в новорожденного волчонка, прежде чем вытянуть из пряжи нити судьбы.
– Какое имя подарили ему? ¬
– Эллекс, – в три голоса отвечают сестры Суденицы, и одна из них держит в руках волка, вторая – душу, третья – Сорку.
– Эллекс, – повторяет Род – и вспыхивает в ночном небе новая звезда.
– Эллекс, – богиня Жива принимает на руки новорожденного.
– Эллекс, – долго катает имя на языке Сварг, забирает у подручных богини судьбы душу, призрачную девочку симбионта Сорку – хранителя волка, и вдыхает их в маленькое тельце.
– Эллекс, – Макошь выдергивает из пряжи три нити, привязывает к звезде, зажженной Родом, и вкладывает их кончики в гибкие пальцы Судениц.
– Пусть вечно поворачивается Дышло Гражуля Колы, Эллекс, – ритуально склоняются в поклоне сестры, прикрывают веками незрячие глазницы, наматывают нити на пальцы, и начинают завязывать узелки на судьбе новорожденного волка, переплетая вместе три нити – Жизнь, Силу и Ненависть ко всему отличному от Навье…
«Эллекс?», – я не понимаю странного обращения симбионта, и оглушительная тишина заставляет меня открыть глаза. Навка отступила на несколько шагов. Я больше не чувствую к ней ненависти. И отлично понимаю почему. Долго пытаюсь осознать, откуда мы здесь. Цепляюсь взглядом за серость бледнеющей полоски занимающегося рассвета. Вспомнил.
– Семена.
Протягиваю руку, и неимоверная тоска кованым обручем стягивает сердце. Навка какая-то потухшая. Грязная туника, взъерошенные волосы, все такое же прекрасное лицо, но сама совершенно изменившаяся. Она словно во сне. И я впадаю в ступор – руки навки бессильно висят вдоль тела и обе ладони раскрыты. Семена умерли.
Зачем она так поступила? Нарушение договора карается смертью. Мне даже не придется приложить руки. Ее казнят свои же, стоит только кому-то в Навье узнать. Договор и его условия – единственное, что чтут по обоим берегам Сафати. Он вечен. Почему она выбрала смерть? Чтобы только лишить меня любимых? Да никто из нежити за любые, окружаемые восхищением и почитаемые во всем Навье злодеяния для чужих, даже и не помыслит умереть последней смертью.
Что же делать? Семена перелет-травы умирают, едва коснувшись земли. Умирают, чтобы дать жизнь новым росткам во влажной почве лесов на краю болотистых низин; росткам, ничем не отличимым от стеблей обычной травы. Только через несколько лет, в лунную августовскую ночь, вылетают
