кровавые волны из земли белорусской, и угасли, только курганы остались от всплесков их, никто из пришедших за данью и княжной не вернулся рассказать хану о битве…
Паляндра с интересом смотрит на меня:
– Напоминает ли тебе о чем это, волк? Проснулась ли память?
– Да, Мать Страданий, помню, – выдыхаю я тоскливо.
Богиня удовлетворенно кивает. Губы женщины под вуалью не зовут, но требуют. Самоцветами вспыхивают яркие глаза, обещая близкое счастье. Но и череп скалится безгубо, предрекая недосказанное, страшное.
Паляндра снова накидывает вуаль, больше не гипнотизирует золотом голой кости вокруг пустых провалов глаз:
– Однако есть и второй вариант деяний тех времен. Не успела помощь Полоцка. Погибли в той битве все жители Пинска и их воины, погиб князь, а княжну татары привезли к своему повелителю, заклеймили ее страшно за гордость несгибаемую. И отдал хан ее воинам своим на потеху. Какой вариант тебе нравится больше, волк?
Я молчу, и Паляндра тихо смеется:
– Первый, не сомневаюсь, что первый. Он и будет единственным, если вы все, впятером, через неделю, явитесь на это место и войдете в болота Кройдана за отражением шестой звезды Гражуля Колы. Иначе…
Мать Навье яростно сверлит меня глазами:
– Я сделаю реальным второй вариант, в котором не будет Рыжей, твоей не сестры и ее любовника. А твоим наказанием станет вечная память об этом рядом со мной. Вот твой единственный выбор, волк. Запомнишь ли мои слова?
– Кто осмелится перечить тебе, Мать Не Живущих? – едва слышно произношу я, опуская голову.
– Ты становишься сообразительнее, волк, – богиня поднимается, – И, если сейчас решишь отказаться от предначертанного мной в твоей судьбе только что, то я готова с радостью встретить тебя в Кройдане на пороге Звездного Шпиля. Ведь именно там твой дом, волк. Там, а не в этом несчастном мире.
Паляндра воздевает руки в звездное небо, взмахивает рукавами своего просторного одеяния, заворачиваясь в его полы почти неуловимым жестом, и исчезает. С земли поднимается нежить из мира мертвых, подходит ко мне: тоненькая девушка, почти девчонка, поднимает бледное, прекрасное лицо, нежно освещенное луной, смотрит в глаза, прикасается холодными пальчиками к моей руке. «Все-таки она навка, хоть и совершенно холодная», – удивляюсь я.
– Историю изменить легко, – мелодичный голосок девушки звенит колокольчиками, – слова умирают – символы, наоборот, живут вечно. Если есть сомнения в словах Матери, то посмотри еще раз на грудь своей ведьмы и приходи, волк. Мы ждем тебя.
Навка прикрывает глаза пушистыми ресницами, запнувшись на секунду, и как шепот ночного ветерка воспринимают мои уши несколько последних ее слов:
– Навье и я.
Глава 3
Навка неторопливо тащится через поляну, каким-то паралитическим, волочащимся,
