помечено: «6 Б, школа №10» – Светкина школа в новом районе.
– Узнай про наших тоже, если получится, – попросила Светка.
– Я попробую, – прошептала Олеська, готовая лопнуть от счастья. – Я скоро-скоро попробую. Честное-пречестное.
В субботу с утра оказалось, что пятничный дождь лил не случайно. Не простояв и недели, бабье лето приказало долго жить. Красный столбик на градуснике в окне кухни скатился до второй чёрточки под отметкой «10». Из грязно-ватного неба без остановки моросило. Вика, которой поставили четыре урока на субботу, тихонько ныла, собираясь в школу. Она бы притворилась больной, если б точно знала, что занесена в Красную книгу. Но Олеська так и не решилась ей сказать.
Олеська повалялась в постели, пока не проснулся Дрюша. Когда он выполз из-под одеяла, она встала, сводила его в туалет в кладовке, сполоснула ему лицо из тазика. Пописала и умылась сама. Потом отвела Дрюшу на кухню и усадила за стол.
– Каша на плите, – шепнула мама, листая журнал «Костёр», принесённый Светкой.
Папа ещё отсыпался. Дома было тихо, тепло и уютно, по сравнению с мокротенью за окном. Олеська поела вместе с Дрюшей. Напоила его и себя чаем с печеньем. Дрюша тоже говорил шёпотом, чтобы не разбудить папу раньше времени. Он рассказал, как у них в садике кто-то упал с карусели и «лазбился до клови», а какая-то девочка с Горняков нашла «афликанского жука». Затем он сообщил, что «Илина Лобелтовна пломахнулась».
– Чё Ирина Робертовна сделала? – насторожилась Олеська.
– Пломахнулась папком, – объяснил Дрюша, запихивая в рот печенинку. – Ома попела мемя убавить папком и помамувась.
– Не болтай с набитым ртом, – прошипела мама, не отрываясь от журнала «Костёр». – Ох, какие Авдеевской девчонке журналы выписывают. Вас подписать, что ли…
– Мам, – шепнула Олеська. – Можно я к Свете рисовать пойду? Она меня звала вчера.
Мама подняла глаза и вздохнула.
– Да иди, конечно, дочка. Иди, порисуй. Тока не лезь никуда.
Олеська вернулась в комнату и стала собираться. Первым делом она упаковала алую тетрадь и списки в полиэтиленовый пакет с фотографией Ленинграда, который хранился в её части тумбочки. Поколебавшись, она добавила сверху ещё и Викин полиэтиленовый пакет. Она же всё равно собиралась Вике всё объяснить после терриконика.
Убедившись, что мама не видит, Олеська натянула самые штопаные колготки, самую толстую юбку и носки потеплее. Под кофту пододела две футболки. Сунула в портфель рассказы Бианки – самую широкую книгу в твёрдой обложке. На ней можно было писать вместо стола.
В прихожей, закрыв за собою дверь кухни, она надела куртку с капюшоном и резиновые сапоги. Потом сдёрнула с крючка папину брезентовую накидку. Торопливо её свернула, кое-как запихала в портфель и пулей выскочила на улицу, задыхаясь от жаркого страха. Конечно, Олеська знала, что теперь
