новая вспышка сильнее прежней. – Ты не представляешь, каких усилий стоит мне ей не навредить! Порвать эту тонкую нить проще, чем слиться с любимым.
– Я понимаю, что прошу тебя о невозможном и причиняю боль, прости меня за это!
Но без неё мне незачем жить… – я достал нож и поднял его вверх, намереваясь вонзить себе в сердце.
– Остановись, безумец!
– Чего же ты испугалась? Сейчас я приду к тебе.
– Нет. Ты придёшь не сюда. Здесь миллионы миров и нам не дадут быть вместе.
– Значит, я нужен тебе живой?
– Да, – тихо ответила она, огонь внутри неё стал тусклее. – Пообещай мне…
– Всё, что захочешь, только спаси её!
Она протянула руку и прикоснулась к моему сердцу. Причём показалось, что она держит его на ладони, прямо в моей груди, бережно и любя, но стоило ей сжать кулак… и я бы упал замертво.
– Клянись, что не забудешь меня, где бы ты ни был, и позволишь быть с тобою рядом всегда!
Нож выпал из моих рук.
– Да будет так. Обещаю, что спасу твою душу, чего бы мне это ни стоило!
Она раздумывала, вспыхивая всеми цветами радуги, при этом рука, державшая моё сердце, светилась ровным золотым цветом.
– Забери моё сердце, делай со мной всё, что хочешь, только верни Патрицию! – этих слов оказалось достаточно.
Она отпустила моё сердце и прильнула к губам, от чего всё во мне ожило и завибрировало, словно пронзённое молнией. Это была столь глубинная связь, что разрушить её не смогла бы и тысяча смертей: сколько бы мы не умирали и не рождались вновь – она во мне, а я в ней на веки вечные.
– Раздень её.
Я порвал рубашку, полностью обнажив тело моей жены, ещё не окрепшее после одних несчастий и уже поражённое другими. Дух Эделины повис над ней. Она медленно передвигала руками, словно поглаживая её живот, но не прикасаясь к нему, мышцы реагировали на каждое её движение волнообразно, то напрягаясь, то расслабляясь вновь. Патриция стонала и изгибалась, приходя в себя, а потом закричала так, что содрогнулись стены, неистово, как раненый зверь, из которого вытаскивают живьём потроха. Кровь хлынула из неё и растеклась по постели, схватки становились всё сильнее и каждая причиняла её невыносимые страдания. Она, как безумная, схватила меня за руку так, что затрещали кости, и с воплем откинулась на кровать.
– Принимай, Эрнесто, – голос Эделины звучал скорбно, – здесь я тебе уже ничем не помогу…
Я вытащил мёртвый плод, появившийся на свет весь в крови, которая не переставала истекать из материнского чрева, перерезал ножом пуповину, разъединил их. Всё казалось бесконечным кошмарным сном, который никак не закончится и уже никогда не забудется.
– Спаси её, умоляю тебя! – слёзы текли по моим щекам, и сердце разрывалось в груди.
Мёртвое крошечное тельце я завернул в простыню и положил на стол. Эделина продолжала воздействовать на внезапно притихшую Патрицию, но уже медленнее и спокойнее,
