такое от ребят скрывать… – вздохнул он, – Ханс и Харальд еще здесь. Они обязаны знать, что произошло с детьми. Они собирались на процессе выступить, как и Констанца. Она обязательно поедет на суд… – пообещал себе Степан. У кафе «Барнштерн» висели яркие афиши:
– С понедельника, четвертого июня, приглашаем патронов в новое помещение, Содермальм, Годгатан, 50. В честь открытия пройдет боксерский матч, между призером Олимпийских игр в Лос-Анжелесе, Иоганном Кампе и восходящей звездой, Гуннаром Нильсоном… – Нильсону едва исполнилось двадцать.
– Иоганну почти тридцать девять лет, и он давно на ринг не выходил… – литовец назвал кафе «Янтарь», в честь своей родины. На маленькой террасе, развевались сине-желтые, шведские флаги:
– Праздник на следующей неделе, – вспомнил Степан, – день национального знамени. Но я к тому времени на своей родине окажусь… – оглянувшись, он зажмурился. Яркое, полуденное солнце било в глаза, флаг СССР затрепетал под порывом ветра, с моря. Помахав хозяину, расставляющему на террасе плетеные стулья, Степан пошел к двери кафе.
В кассы кинотеатра, под покрытой зеленой патиной старой меди, фигуркой льва, стояла небольшая очередь. Крутили «Долину решимости», с Грир Гарсон и Грегори Пеком. Оглянувшись, Степан хмыкнул:
– В кино, пожалуй, я здесь не попаду. Сходим в Москве, с Констанцей. Она, кажется, ни разу в кино не была… – жена, рассеянно, говорила:
– Я не отрицаю роли искусства в развитии человека и цивилизации в целом, однако я сама никогда не испытывала тяги к музыке, или театру. Впрочем… – глаза цвета жженого сахара становились внимательными, пристальными, – картины старых мастеров могут нести интересную информацию… – Степан слышал от жены об эскизе ван Эйка:
– Можно было с Петей поговорить о рисунке… – в пятиэтажный дом, рядом с кинотеатром, и переезжало кафе господина Витольда, как звался здесь литовец, – но нет, – Степан помотал головой, – не стоило рисковать. Петя упоминал, что фон Рабе ему не доверяет. У фон Рабе младший брат погиб, а где он сам, неизвестно… – о смерти штандартенфюрера Отто фон Рабе Красный Крест известили в ответе на письмо, отправленное Степаном, в адрес союзной оккупационной администрации, в Гамбурге. По словам англичан, информация была совершенно точной. Останки врача СС опознали, по рентгеновским снимкам:
– Как мне ребятам сказать о том, что произошло… – Степан прислонился к стене дома, рядом с деревянными щитами, загораживающими окна будущего кафе, – они в Нойенгамме говорили, что детям сделали операцию, на лимфоузлах… – он ненавидел себя за то, что не попытался увезти малышей из лагеря:
– Я знаю, что Харальд с Хансом будут себя винить… – норвежцы жили вдвоем, деля комнату в скромной квартирке Красного Креста, где обретался и Степан. Ребята могли уехать домой, в освобожденную Норвегию, по временным удостоверениям беженцев, однако для
