десятилетиями спустя его облик изменился до неузнаваемости. Меньше стало провинциальных двориков. Сады вырубались, а садовые домики уступали место либо богатым особнякам, либо многоэтажным доходным домам.
И самодуры-купцы пьес Островского в пору моей юности почти совсем исчезли: свои картузы37 и старомодные цилиндры они сменяли на котелки, а долгополый сюртук – на смокинг и визитку.
Вместо сапог бутылками тут теперь носили дорогие американские штиблеты.
Вместо окладистых бород появились бритые лица либо по-европейски подстриженные бороды. Далее знаменитые купеческие выезды с пузатым кучером и жеребцами хвост трубой вытеснялись авто.
Между прочим, именно мой батюшка, Петр Арсеньевич Смирнов, стал владельцем одного из первых авто, появившихся в Москве в конце 90-х.
Это было замечательное авто марки «Бэнц-моторс» с мягкими рессорами и удобными сиденьями. С ним было поначалу много хлопот. Не привыкшие к подобному транспорту лошади испуганно шарахались в сторону.
Впрочем, шарахались и люди, видя этот безлошадный экипаж.
На Пятницкой стояли дворы торговых людей, лавки, харчевни, кузницы. Здесь жили те, кто обслуживал царский двор: садовники, огородники, монетчики, толмачи (переводчики с иностранных языков) и другой служилый люд.
Когда Петр I перенес столицу в Петербург, пребывание в Замоскворечье царской обслуги сделалось бессмысленным. Освободившиеся дворы заняли в основном купцы из Китай-города и других торговых слобод.
До войны 1812 года мост через водоотводный канал Москва-реки выглядел совсем не так, чем тогда, когда родился я. Массивные сводчатые перекрытия делали его похожим на небольшой надводный тоннель.
Это уже позже мост стал чугунным.
Планировалось, что водоотводный канал защитит местных жителей от наводнения. Но он не всегда помогал: я, например, помню, как в апреле 1908 года вода дошла до окон первого этажа нашего дома. Нам-то еще повезло, а некоторым жителям Замоскворечья на Пасху пришлось разговляться на… крышах своих домов. Есть даже фотографии, запечатлевшие потоп того года. Лошади тащат возы буквально по брюхо в воде!
Замоскворечье застроили похожими друг на друга одно-двухэтажными купеческими домами, и это называлось гордо – «усадьба».
Усадьбу окружал, как правило, двухметровый деревянный забор с массивными, если благосостояние хозяина позволяло, воротами и обязательными надвратными иконами Христа Спасителя и Божией Матери.
Как мне рассказывали, жизнь тут начиналась рано, часов в пять-шесть утра, а замирала тотчас, как наступали сумерки. Уличное освещение появилось, когда я уже стал юношей.
Зимой спать ложились в восьмом часу вечера, а уже в девять на темных улицах Замоскворечья не было ни единой живой души. Даже извозчика на этой стороне Москва-реки нельзя было сыскать. Все замирало.
Единственный путь на другую сторону реки проходил через Чугунный мост, а значит, мимо владений батюшки Петра Арсеньевича Смирнова.
Бывало,
