а с голыми руками она на меня не бросится. Она знает, что я ее придушу… – ему нравилось стискивать длинные пальцы на хрупком, белом горле. Сухие губы синели, дергались, она кашляла, отвернув голову в сторону. Макс отпускал ее, только тяжело выдыхая, позволяя себе, на мгновение, закрыть глаза:
– Ее операция необратима… – подумал обергруппенфюрер, – я тогда действовал эмоционально, поторопился. У нее есть еврейская кровь, но она могла бы родить нам гениального младенца, нового фюрера. Ладно, программа увенчается успехом, рано или поздно… – дверь заскрипела. Он обернулся:
– Где вас носило, молодой отец? Я сказал, что шампанское на местной кухне, в рефрижераторе… – Макс хотел, как полагается, поднять тост за нового племянника. Лазоревые глаза Мухи блестели, он слегка покачивался, зажав бутылку «Вдовы Клико» и два бокала. Поведя носом, Максимилиан уловил, сквозь привычный запах гноя, веяние водки:
– Успел приложиться к своей фляге, русская свинья… – Макс едва сдержал ругательство, – хорошо, что Эмма спит… – зять, по его словам, еще не видел жену:
– И не надо, чтобы видел, – решил Макс, – так я и знал, что он напьется… – Петр Арсеньевич широко улыбался. Пристроив бокалы на больничную тумбу, он ловко раскрутил проволочный хвостик на бутылке. Максимилиан, сварливо, велел:
– Не пускайте пробок в потолок, здесь спит ваш сын… – Муха помотал головой, пробка мягко хлопнула. Белая пена полилась в богемский хрусталь:
– Отто не мой сын, ваша светлость… – выбросив правую руку вперед, Петр Арсеньевич поднял бокал: «Зиг хайль! Выпьем за сына великого фюрера, Адольфа Гитлера!».
Через плотно закрытую дверь палаты до Эммы доносился гневный голос старшего брата:
– Вы пьяны, в чем я и не сомневался! Я не хочу слушать ваши дурацкие бредни. Программа строго засекречена, у вас не было доступа к материалам. Пойдите, отоспитесь, и только тогда я вас допущу к Эмме… – Максимилиан бросил взгляд на колыбель. Отто поворочался, сморщил личико. Макс, немного тише, добавил:
– Прекратите пороть чушь. Ваш сын не имеет никакого отношения к фюреру… – Муха сглотнул:
– Я знаю, что я должен был получить ваше разрешение на… – Петр Арсеньевич поискал слово, – на манипуляции, но я решил проявить инициативу… – зять икнул:
– Это огромная честь, ваша светлость. Эмма обрадуется, поняв, что стала, так сказать, сосудом для исполнения священной миссии… – Максимилиану хотелось сбросить проклятого пьяницу в ледяную воду озера Фаньяно:
– Может быть, он хотя бы так протрезвеет. Городит всякую ерунду и не стесняется… – на щеках зятя горели алые пятна, он слегка покачивался:
– Поверьте мне, ваша светлость, я говорю правду… – Максимилиан сцепил зубы:
– Вообще он мог забирать пробирку, он знал шифр от камеры хранения, в госпитальном
