сердито ответил он. – И никто.
– Я вижу, – кивнул мальчик. – Ну, пойдем.
Поезд замедлял ход. Поднявшись, он увидел встрепанного, жалкого себя в черном окне напротив, маленького – по плечо гонцу. Синий огонь в черных провалах глаз. Надо скорей расти, скорей стать сильнее. Вагонная дверь, скрежеща по пазам, захлопнулась за спиной. Огни незнакомой станции, тормозя поезд, косо протягивались по грязным коричневым стенкам тамбура. С шипением разошлись створки, и в душную тьму пахнуло чистым холодом.
– Не передумал?
– Нет, – ответил он, и у него опять получилось сердито и нетерпеливо.
По решетчатым ступенькам они соскочили на белый безлюдный перрон, и тут же, закрываясь, прошипели двери и с гудящим грохотом поезд двинулся дальше, ветром с тяжелых колес сметая снег по краю платформы. Тут пахло зимой и чем-то настоящим – снегом и дымом? Знакомым. Его слегка знобило со сна и вагонного тепла, и, проводив глазами красный огонек на хвосте электрички, он растерянно посмотрел на гонца:
– Куда теперь?
– Угадай сам, – предложил тот.
Он посмотрел на блестящие широкие рельсы, прислушиваясь к чутью Пути, и почти сразу показал в правый край платформы:
– Туда! – Из той темноты правда тянуло чем-то хорошим, почти узнаваемым, чем?
– Да, – гонец чуть улыбнулся. – Меня зовут Гай.
– А меня – Сташка. Ну, или – Сташ.
Он ждал удивления, ждал вопроса насчет этого своего странного имени, но гонец и не думал переспрашивать, будто это древнее имя «Стахий», то есть «Колос» на каком-то там древнем языке, было ему понятно. И каким-то странным образом это имя сделалось вдруг настоящим, уместным. Удивительно настоящим, своим. Он даже подумал про себя: «Я – Сташ». И сам как будто стал полностью живым и настоящим. Что-то в нем совпало, сложилось, как головоломка, и мгновенно срослось. Ему стало хорошо и странно легко на душе. Раньше он даже не сразу вспоминал, как его зовут, или злился, когда надо было пояснять, что это за имя такое несуразное и старинное, теперь же это имя оказалось чем-то прекрасным. Колос – это прекрасно. Это будущий урожай… Но пока он только Сташка. Можно думать о себе этим именем, и отныне это будет правильно.
Может, правда что-то настоящее начинается?
– Не называйся пока так там, куда идешь, Сташ, – помедлив, посоветовал Гай. – Никому. И… даже не говори на этом языке ни с кем, если меня рядом не будет.
– Почему? А я другого никакого не знаю!
– Да знаешь. Ты со сна не заметил, что я с тобой на Чаре говорю. То есть ты сам первым спросил на нем, кто я. А Чар, понимаешь, язык не для всех…
– Вот этот… Да я же на нем думаю?
– Мысли – они вообще не на языке, они – мысли. Энергия, информация. Давай разговаривать нормально, – он перешел на обыкновенный язык, выцветший и полудохлый. – Чара никто
