старости». Я даже забыл на минуту, что наша общая бывшая – как о СССР рассуждал, то есть о Родине, – возможно, вся в нервах пасётся под моей дверью. Собирается с силами. Слова зубрит, которые надо сказать, если ей на звонок откроют. Что не факт, поскольку звонок я предусмотрительно отключил, как только собрались все приглашенные. Правда, у нее был ключ. Дубликат. Жесть какой криминал с точки зрения правил. Оставалось надеяться, что ей не придет в голову им воспользоваться, насколько непросто при съеме жилья поменять замок. Целое событие, если кто не знает.
Мне казалось, я слышу ее истеричные каблучки, чувствую напряжение. Мои внутренности сжимались от звуков, похожих на поворот ключа. Если правда, что детектор лжи можно обмануть с помощью мышечной игры сфинктером, я в те минуты был бы асом разведки. И молился: «Господи, спаси и сохрани, ведь мы столько лет дружим. И мы только что помирились. Ты свидетель, я ее просил, отговаривал…»
Молитва – великая сила, если молишься искренне, я же в тот вечер сам себя превзошел. На всякий случай по-хозяйски сослался на какую-то ерунду, выглянул на лестничную клетку, предвкушая сцену и диалог:
«Ты?»
«Кто же еще? Я здесь живу. Войдешь?»
«Пошел к черту».
«Ну как знаешь. Кроме меня тебя там никто не ждет».
«А ты… Ты ждешь?»
«Нет».
Дверь, замок, еще поворот, цепочка, выдох.
На лестничной клетке в табачной дымке я обнаружил соседа с верхнего этажа. На «родном» этаже его с куревом и привычкой бросать непотушенные бычки в мусоропровод нещадно гоняли. У нас тоже соседа не то чтобы привечали, тоже ругались, но не так сильно. Вроде как гость. Для гостя поблажки – это нормально, это по-людски.
Однако же надувная баба. Больше всех радости от появления в доме резиновой подруги досталось на долю Дяди Гоши. Он заслуживает большего, чем просто упоминания. Так и будет, но позже. Тогда же поизгалялся дядюшка над племянничком всласть. Счастье, что слышу его только я, как правило только я. Больше никто, ну-у почти никто. Скажем так. В противном случае пришлось бы приструнить родственника, преподать урок воспитания не по-макаренковски. Или как раз по-макаренковски? Помнится, что в педагогической науке единства на этот счет нет. Помнится также, что я никогда не занимался педагогикой. Но ведь помнится же! Иными словами, из неопределенных, назовем их, источников мною когда-то было усвоено: воспитывать старших на людях нехорошо, не принято, скотство. И вообще, – себе дороже. В случае с Дядей Гошей последнее обстоятельство превалировало над всеми прочими.
– Только надувай посильнее! – лез он ко мне с идиотскими советами, наплевав на то, что мы далеко не одни, пир горой. Ну не горой – курганом. – Иначе будешь это… как со старухой. Ха-ха! Тоже, кстати, нехилый опыт. Я бы, Ивашка, на твоем месте от него не отмахивался. Что до опыта, то тут требуется особенная рачительность. К старости готовиться надо, потому что удивляться в
